при сборе урожая, цепко держались за голые ветки подрезанных деревьев. Зима погрузила садик в сон, больше напоминавший смерть.

Люси обняла себя руками и вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Вы уезжаете.

Он кивнул.

— Я не могу остаться, не могу и далее подвергать вас и вашу семью опасности. Еще малость и сегодняшнее утро закончилось бы трагедией. Не промахнись убийца при первом выстреле… — Саймон поморщился. — Только мое эгоистичное тщеславие заставило меня задержаться так надолго. Мне следовало уехать еще на той неделе, я же знал, на что они могут пойти.

— И вы возвращаетесь в Лондон. — Смотреть на него и при этом оставаться невозмутимой Люси не могла, потому уставилась на колышущиеся ветви деревьев. — Но разве там они вас не найдут?

Саймон рассмеялся, звук получился резким и неприятным.

— Мой ангел, боюсь, вопрос, скорее, в том, найду ли я их.

При этих словах Люси взглянула ему прямо в глаза. И прочла там горечь и одиночество.

— Почему вы так говорите? — спросила она.

Он медлил, видимо, решая, что сказать, но в конце концов покачал головой.

— Вы обо мне многого не знаете и никогда не узнаете. Да и мало кто видел меня настоящего, в вашем же случае я предпочитаю, чтоб все оставалось как есть.

Итак, он ничего не собирался ей рассказывать. Внезапно Люси охватил гнев. Неужели Саймон все еще считал ее стеклянной статуэткой, которую хранят завернутой в марлю? Или не испытывал к ней достаточного уважения, чтобы довериться?

— Неужели вы и правда предпочитаете, чтобы я вас так и не узнала? — Она повернулась к нему лицом. — Или вы говорите это всем наивным женщинам, каких встречаете, дабы они считали вас искушенным жизнью?

— Считали? — Виконт усмехнулся. — Вы раните меня до глубины души.

— А вы морочите мне голову всяким вздором.

Саймон моргнул, голова его дернулась назад, словно от удара.

— Вздором?

— Да, вздором. — Голос ее дрожал от возмущения, но ей никак не удавалось с собой справиться. — Прикидываетесь дурачком, лишь бы не говорить правду.

— Но я только что сказал вам правду. — Похоже, он рассердился.

Ну и пусть. Она тоже сердита.

— И вы вот так хотите жить? Совсем один? Не позволяя никому приблизиться? — Люси понимала, давить на него не стоит, ведь они видят друг друга в последний раз.

— Дело не в моем желании, а в… — Саймон пожал плечами. — Некоторые вещи нельзя изменить. И меня это устраивает.

— Судя по всему, вы живете точно отшельник, и подобное положение вас вовсе не удовлетворяет, — медленно проговорила Люси, осторожно подбирая слова и выстраивая их словно солдат в бою. — Идти по жизни, не имея рядом родной души. Того, кому можно безбоязненно открыться, кто, зная ваши недостатки и слабости, тем не менее любил бы вас, с кем можно быть самим собой.

— Иногда вы пугаете меня больше, чем я могу выразить словами, — прошептал Саймон. Серебристые глаза его блестели, и Люси вновь подумала, как бы ей хотелось научиться в них читать. — Не искушайте мужчину, который давно позабыл, что такое дружеское участие.

— Если бы вы остались… — Люси запнулась, пытаясь отдышаться: в груди сдавило. Она так много поставила на эти несколько секунд, что ей понадобится все ее красноречие. — Если бы вы остались, мы бы, пожалуй, сумели бы сблизиться. И вы бы, возможно, смогли мне довериться. Я стала бы вашим другом.

— Я более не намерен подвергать вас опасности. — Но в его глазах мелькнула нерешительность, так по крайней мере показалось Люси.

— Я…

— Что же касается вашей просьбы… — Саймон отвел взгляд. — Не думаю, что я на это способен.

— Понятно. — Люси уставилась на свои руки. Выходит, она потерпела неудачу.

— Если кто-то…

— Вы из большого города, — прервала она Саймона, говоря быстро и громко, не желая его жалости, — я же простая провинциальная девушка, дочь нетитулованного дворянина. И я понимаю…

— Нет. — Вновь обратив лицо к Люси, Саймон шагнул к ней и теперь стоял так близко, только руку протяни. — Не сводите то, что происходит между нами, к противоречиям деревенских и городских традиций и нравов.

Люси поежилась под порывом ветра, и Саймон подвинулся, закрывая ее от холодного дуновения.

— Я в жизни не испытывал столько чувств, как в последние полторы недели. Вы что-то во мне пробуждаете. Я… — Он устремил взор поверх ее головы на облачное небо.

Она ждала.

— Не нахожу слов, чтобы выразить свои ощущения. — Виконт опустил на нее взгляд и слабо улыбнулся. — А для меня, как вы уже знаете, это крайне необычно. Могу лишь сказать, Люси Крэддок-Хейз, что рад знакомству с вами.

В уголках ее глаз собрались слезы.

— Я тоже рада.

Саймон взял кисть Люси и нежно раскрыл кулачок, так что ее ладонь в его руках теперь напоминала покоящийся среди листьев цветок.

— Я запомню вас на всю жизнь, — прошептал он настолько тихо, что она едва его расслышала. — И я понятия не имею, благословение это или проклятие. — Саймон склонился над их руками, и Люси почувствовала теплое прикосновение губ к своей холодной ладони.

Она посмотрела вниз на его затылок, и одна из слезинок упала ему на волосы.

Саймон выпрямился и, не глядя на Люси, сказал:

— Прощайте.

И ушел.

Люси всхлипнула, но затем взяла себя в руки. Она оставалась в саду до тех пор, пока не затих звук уезжающего экипажа.

* * *

Саймон взобрался в карету и устроился на красных кожаных подушках. Постучав по крыше, он откинулся назад и приготовился наблюдать, как дом семейства Крэддок-Хейз потихоньку исчезает из вида. Люси осталась в саду, застыв подобно алебастровой статуе. И раз он не мог видеть ее, дом послужит ей заменой. Экипаж тронулся.

— Не могу поверить, что ты так долго прозябал в деревне, — со вздохом признался сидевший напротив виконта Кристиан. — Всегда считал, что ты находишь сельскую местность донельзя скучной. Чем ты там целыми днями занимался? Читал?

Кучер стегнул лошадей, заставляя их перейти на рысь. Экипаж тряхнуло. Генри, сидевший рядом с Кристианом, кашлянул и уставился в потолок.

Кристиан посмотрел на него с некоторым беспокойством.

— Разумеется, семейство Крэддок-Хейз весьма гостеприимно и все такое. Хорошие люди. А мисс Крэддок-Хейз во время тех жутких трапез была ко мне весьма внимательна. Полагаю, она хотела защитить меня от своего отца, этого старого хвастуна. Очень мило. Когда она выйдет замуж за этого малого, Пенуибла, из нее получится прекрасная жена викария.

Саймон едва не скривился, но вовремя с собой справился. Во всяком случае, так ему показалось. Генри столь усердно прочистил горло, что Саймон испугался, не сместит ли слуга себе какой-нибудь жизненно важный орган.