Подумать только — что может быть полезного в этой коричневой усатой гадине, так громко щелкающей по ночам? А вот поди ж ты, ее ядовитая ерунда, которой она брызгает, как раз и оказывается очень нужной.

Еще не совсем рассвело, и под деревьями таился плотный фиолетовый сумрак, переходящий временами в синие тени. Потому Мэши не углублялась в лес. Еще, чего доброго, напорется на червей-зимонааков — те любят и темноту, и влагу. А в этих тварях ничего полезного нет, вредность одна от них. Да и выглядят так мерзко, что смотреть не хочется. Белые, с лапами, покрытыми коричневатыми усиками. Фу, гадость!

Мэши быстро набрала полную охапку хвороста и поторопилась вернуться. Выбираясь из лесной тени, она увидела фигурку мальчика на камнях. Тоненькую, стройную. Синим силуэтом она вырисовывалась на фоне розовеющего неба. Сложив ладони под подбородком, мальчик кланялся и кланялся. После поднимал ладони вверх, смотрел в небо и снова кланялся. Движения его были плавными, медленными и напоминали диковинный танец.

Зрелище завораживало. С одной стороны высились толстые стволы деревьев, заканчивающиеся извилистыми длиннющими ветками, с другой — проступал противоположный берег реки, над которым тревожным розовым куполом поднималось огромное небо. И в центре всего этого стоял маленький тоненький мальчик и поднимал кверху ладони, о чем-то прося полное розового гнева небо и землю, рождающую и серые стволы, и далекую реку…

Он молился Настоящей Матери, вот что! Как будто земля могла услышать его молитвы! Большей глупости и придумать нельзя.

Настоящей Матери нет. Нет, и все. Бесполезно умолять коричневую землю о помощи, у нее нет мозгов, она не думает. Она вообще ничего не понимает. Это неживая природа, этому учат в начальных классах школы.

Только где уж этим маленьким дикарям знать о таких вещах, они не ходят в школу вообще.

Мэши покачала головой и решительно направилась к камням.

— Прости, что мешаю тебе, — сказала она, закидывая охапку хвороста наверх и забираясь сама.

Лек-Ши тут же радостно свистнул и вытянул руку, показывая на поднимающегося по склону отца. Вот и славно, у них сейчас будет и огонь, и завтрак.

— Ты не мешаешь, — тут же ответил мальчик.

Это был Жак. Мэши уже научилась различать этих двоих. Жак отличался и более высоким ростом, и более заостренными чертами лица. Остренький подбородочек, тонкие губы, нервные крылья носа. У Ника же все в лице было круглым, даже глаза и ямочки на щеках. Даже мочки ушей. Более приземистый, он казался расхлябанным и бестолковым.

А серьезность и сосредоточенность Жака придавала его облику странную взрослость. Вроде бы и мальчик, а вроде бы и мудрый, опытный человек.

— Я закончил молитвы. Я подумал: может, вы нас отпустите?

— Прямо сейчас? — весело спросил отец, опуская ведерко с водой на камень.

— Прямо сейчас. Все равно вы не сумеете вырастить дракона из платы. У вас нет источника, куда надо ее опустить. Ведь нет же, да?

— Сейчас мы просто поедим. А дальше отправимся за драконьим яйцом. Я не уверен, что ваш Люк непременно вас найдет. Что-то его до сих пор не видно. Где он может быть, как думаете?

— Прилетит, — уверенно ответил Ник, поднимаясь со спального мешка и почесывая живот.

Спутанные волосы упали ему на глаза, и он медленно принялся расчесывать их обеими руками, прямо пальцами.

— Держи расческу, — велел ему Жак, вытащив из-за пояса искусно сделанный костяной гребень.

— Да ну… — буркнул в ответ Ник, — и так сойдет. Мамка после прочешет…

— И обстрижет половину, как в прошлый раз.

— Так даже проще. Когда они короткие, они меньше путаются.

— Короткие, как у малыша, который не любит гребня.

— Не умничай. Мы что, так и будем тут сидеть все утро? Скоро поднимется Светило, прилетит наш брат и убьет вас.

Мэши оглянулась на него, поморщилась и процедила сквозь зубы:

— Вот урод…

— На себя посмотри, белая путока с зелеными гляделками. Таких, как ты, называют Городскими выродками. У вас даже кожа светлая, как будто у Матери Земли не хватило на вас краски.

— Зато у вас ума не хватает, — фыркнула в ответ Мэши.

Она не знала, что ответить на такую глупость и дикость. Самое лучшее — это не вмешиваться. Просто забрать яйцо с платой и передать этих дикарей драгоценному братику. Да так, чтобы сам братик не заметил ни Мэши, ни ее отца.

Жак молча подошел к Нику и отвесил звонкую оплеуху. Такую сильную, что занимавшийся костром и не реагирующий на перебранку отец оглянулся и поднялся.

— Закрой рот, если не хочешь прогневить Настоящую Мать! — приказал, скривившись, Жак. — Они спасли тебе жизнь и разделили с нами трапезу. Знаешь ведь правила? Кто разделил с тобой свою еду, становится другом, а не врагом. «Раздели с врагом трапезу твою, и ты приобретешь друга» — так говорил нам Ким-Киган и так велела Настоящая Мать. Чтобы прекратились войны между кланами, Ким-Киган велел устраивать общую трапезу каждый праздник Смелых Наездников. Только Вурноги перестали участвовать в общей трапезе, и с той поры у нас с ними война. Не смей нарушать законы Настоящей Матери.

После Жак повернулся к отцу Мэши, поклонился, сложив ладони у подбородка, и сказал:

— Ты, видимо, не знал о наших правилах. А если знал и соблюдал — это двойная честь для тебя. Но теперь мы тебе не враги. Ты можешь назвать свое имя, если хочешь, и ты можешь не бояться, что мы подведем. Мы не покажем, где находится яйцо, но мы не поднимем на тебя арбалет и не выпустим реп. И мы не направим дракона на твой дом и твоих родных. Теперь ты друг нашей семьи.

Отец так удивился, что положил на камень ложку и миску, которые держал в руках, и посмотрел на Жака долго и внимательно. После протянул руку и сказал:

— Гайнош. Мое имя Гайнош.

Жак помялся и спросил:

— А… это… что делать с рукой?

— Просто пожать. Давай свою. Традиция такая у нас. Мужчины пожимают друг другу руки, когда знакомятся и называют свои имена. Я — Гайнош.

— Я — Жак.

Жак вложил узкую смуглую ладошку в руку отца, и Мэши почему-то подумала, что она — ладонь Жака — совсем невесомая и мягкая. И что ногти у него давно не стрижены и под ногтями — широкие полоски грязи.

Младший, Ник, вскочил на ноги, торопливо вытер ладони о штаны и тоже протянул руку. Произнес звонко и четко:

— Я — Ник.

Голос его разнесся над поляной, над рекой и, казалось, достиг даже противоположного берега.

— Вот и отлично. Я — Гайнош. Я рад разделить с вами свою трапезу и помочь вам вернуться к брату.

О яйце, казалось, все забыли. Мальчишек как подменили. Ник прекратил выдавать глупости и гадости, а вместо этого принялся помогать с едой. Жак совершенно спокойно рассказывал о достоинствах репов и уверял, что они летят гораздо дальше, чем арбалетные стрелы ополченцев. Отец слушал одного, подсказывал другому, и Мэши, глядя на него, улыбалась.