не могло пересилить любовную страсть, и Брануэлл снова искал утешение в вине.

В конце июня на каникулы приехала Энн. Родные снова принялись её расспрашивать, как вёл себя Брануэлл у Робинсонов? Энн отвечала, что ей нечего прибавить к тому, что им уже известно, и она совершенно не сведуща в этом. Она не хотела причинить ещё большее страдание отцу и сёстрам, передавая пикантные подробности, которые не только она замечала, но и хозяйские дети. Но сама для себя решила, что больше возвращаться к Робинсонам не будет, нет гарантии, что опала мистера Робинсона на Брануэлла не перейдёт на неё, да и стыдно за брата.

В понедельник 30 июня Энн и Эмили отправились в путешествие по окрестностям, доехали до Йорка, переночевали там в небольшой гостинице, оттуда отправились в Кейли, куда прибыли вечером. На следующее утро, в среду направились домой пешком. К сожалению, погода подкачала, но всё же они были очень довольны своим вояжем. И Энн, и Эмили до сих пор вели летопись своего Гондала и в пути воображали себя героями этой страны. Они всё ещё продолжали писать хронику событий выдуманного ими мира.

Материальное положение немного облегчилось благодаря наследству тёти, сёстры доверили свои деньги Эмили, которая настояла купить на них железнодорожные акции. Казалось бы, это надёжное и выгодное дело, но разразился очередной кризис в экономике Англии, грозя разорением многим. Шарлотта опасалась, что акции обесценятся, и хотела их продать, но убедить сестёр ей не удалось. И она вынуждена смириться с потерей денег, лишь бы Эмили не огорчилась и не обиделась. Шарлотта помнила, что людям не присуще совершенство, поэтому приходиться мириться с тем, что Эмили переубедить почти невозможно, и она не так покладиста, как бы хотелось старшей сестре.

В конце июля, после дня рождения Эмили, она и Энн вскрыли свои бумаги, которые писали четыре года назад, те надежды, которые тогда питали, не сбылись. Каждая из них написала следующее послание, адресованное их будущему, теперь они собирались прочитать их через три года, 30 июля 1848 года Эмили пишет: «…Гондальцы продолжают здравствовать, пишу о их Первой войне. Для открытия нашей школы мы сделали всё, что могли, но ничего не получилось. Я теперь не хочу устраивать школу. Денег нам пока хватает. Я многим довольна, без дела не сижу, научилась жить не досадуя, если не могу делать того, чего желала бы. Не томлюсь по будущему. Очень хочу, чтобы все были столь же довольны и чужды отчаянию, как я. Брануэлл уехал во вторник на неделю в Ливерпуль погостить. Табби по-прежнему донимает меня своим „чистьтошку“. Хотели с Энн пойти собирать смородину, но пошёл дождь…С наилучшими пожеланиями всему дому…»

Энн в своей бумаге пишет: «…Я увидела некоторые очень неприятные стороны человеческой натуры… Как я? Вряд ли можно себя чувствовать ещё больше опустошённой и постаревшей духом… Три с половиной года назад мы с Эмили начали „Гондалские хроники“, ещё продолжаем. Когда они будут завершены?.. Здравствия и благополучия всем нам…»

Миссис Робинсон, лишившись страстного любовника, томилась. Как ей не хватало его прекрасного лица и молодого тела, его сильных рук и сладких губ! Она ждёт безрассудных поступков от пылкого возлюбленного, а он не смеет нарушить запрет мужа! Как же быть? Что же ей так и продолжать прозябать лишая себя удовольствий?! Когда любима и любишь, смирять свою плоть — глупо! И она решила пренебречь молвой и бежать с ним. Ах, как им будет хорошо вместе! Миссис Робинсон послала записку Брануэллу.

«Быть с ней!.. Жить вместе!.. Какое счастье, какое блаженство!.. О, отрезвись моя голова! Её честь?! Она будет осуждена в свете! Я не могу стать причиной её несчастий!.. И на какие средства мы будем жить? Я беден! Проживать её драгоценности! Нет, я не унижу её этим!.. Прости любимая, судьба против нас. Господи, прости, но муж её недолговечен… Я буду ждать сколько угодно, но потом мы соединимся навек!..», — мысли вихрем проносились в голове Брануэлла после прочтения записки. Хотя он её любил безмерно, но у него хватило рассудка отказаться бежать.

От того, что Брануэлл нашёл в себе силы принять благоразумное решение, горе его не уменьшилось. «Проклятая бедность, ещё и она встала на нашем пути! Надо бы работать, писать, рисовать, но разве этим заработаешь достаточно? Если бы моё имя зазвучало в свете, дорога моим творениям была бы открыта. Увы, увы! А, если бы мы бежали, ей пришлось бы разлучиться с детьми и что стало бы с её больным мужем? Впрочем, он не думает, каково мне вдали от неё. Почему всё складывается против меня?», — сетовал Брануэлл.

Благодаря хлопотам родных появилась надежда Брануэллу устроиться секретарём в железнодорожную контору. Но там не спешили принять его на работу, откладывая назначение под разными предлогами. И очередной удар не обошёл семейство Бронте. В начале ноября выяснилось, что это место занял другой человек.

Брануэллу хотелось выговориться, но с отцом он не смел, а с сёстрами сомневался, что поймут. Он пишет давнему приятелю: «Девять недель, бесконечно длинных, я лежал совершенно разбитый телом и сломленный духом. Маловероятно, что она обретёт свободу стать моей… Меня постоянно преследовало видение, как она чахнет от горя. Бессоница и ужас, одиннадцать ночей! Я доведён почти до слепоты…»

Кошмары мучают и Шарлотту, как только сон смеживает ей веки, перед ней встаёт мистер Эжер, суровый и разгневанный на неё. Очнувшись с учащённым серцебиением, она долго приходит в себя, боясь заснуть. Стоит сомкнуть глаза, как снова его строгий образ предстаёт перед ней. Днём и ночью она думает о нём, днём и ночью нет у неё в душе покоя.

Глава шестая. Публикации сестёр и падение брата

Той же осенью во время уборки комнат Шарлотта нашла тетрадь со стихами, узнала почерк Эмили. Конечно же, она знала, что Эмили пишет стихи, но та, скрытная от природы, старалась их не показывать и не читать. И Шарлотта, естественно воспользовалась моментом. Она была удивлена тем, что стихи не походили на те, какие обычно пишут женщины. Слог их краток и энергичен. В них Шарлотта услышала музыку специфическую, дикую, улавливала то воодушевление, то меланхолию.

СТАРЫЙ СТОИК[1]

Богатству вовсе я не рад;

Кто любит — тот смешон;

Желанье славы и наград —

Красивый глупый сон.

Молюсь я не затем, чтоб влезть

Своей молитвой в рай:

«Оставь меня таким, как есть,