Дьяченко

свести счеты с жизнью, я рассказал Димке о звонке из госпиталя и поделился

соображениями по поводу того, что иногда действительно случаются чудеса. Ведь после

такого выстрела, по словам медиков, выживает, в лучшем случае, только один из ста

тысяч, и таким везунчиком как раз оказался этот профессорский сынок-придурок. И мы

теперь с Димкой останемся пахать в армии, а он вернется домой клеить папочкиных

студенток. На что Мечик, как-то странно на меня посмотрев, сказал:

— «А я в чудеса не сильно верю. Не думал тебе об этом говорить, но принесу сейчас

одну вещь, которую я вчера нашел в тумбочке Саши Дьяченко, и ты собственными

глазами убедишься, что никакой он не придурок. Везение у него действительно было, но

чудом там и не пахло. К нему он неплохо подготовился».

Мой друг отправился в казарму и через пару минут положил передо мной старую

тонкую книжонку в жестком потрескавшемся переплете.

«Что это?» — удивился я.

«Смотри сам, открой, где закладка!»— сказал Дима.

… В руках я держал анатомический атлас. Открыл в месте закладки, и у меня перехватило

дух: крупный цветной рисунок торса человека в разрезе четким штрих-пунктиром

пересекала острая, вдавленная в мелованную бумагу, карандашная линия…

Она проходила, не касаясь ни сердца, ни кровеносных артерий, ни развернутых

легких. И даже из спины выходила, заботливо минуя узел лопаточной кости.

— «Это же надо: так точно все рассчитать! — вмиг пересохшим голосом сказал я. — Как же

он все-таки рисковал. Ведь если б дрогнула рука или не точным оказался угол…»

— «Вот поэтому я никому, кроме тебя, не показал этот атлас. Парень крупно рисковал, и не

нам его судить. Я бы лично на такое не пошел, — жестко заключил мой товарищ, –

гражданка того не стоит».

Мы с Димой часто беседовали, делились своими планами и мечтами. Он бредил

мощными мотоциклами, его влекли девчонки и скорость. В части Мечика уважали и даже, несмотря на его хилое сложение, немного побаивались, считая психованным. Мне

помнится один момент — сейчас неудобно в этом признаваться — как мы с ним, когда

отношения СССР и США серьезно обострились из-за войны во Вьетнаме, написали

заявления с просьбой отправить нас к месту ведения боевых действий для оказания

интернациональной помощи нашим восточноазиатским братьям.

Боже, какими тогда мы были дураками!

«Есть ли у тебя какой-нибудь жизненный девиз?» — поинтересовался как-то Димка.

Я мучительно напрягся и с гордостью выпалил недавно вычитанное: «Быть, а не

казаться!»

«И у меня есть, — сказал Димка. — Как тебе: «В хилом теле — здоровый дух!»

Мне и теперь кажется, что лучше о моем армейском друге сказать было просто

невозможно. В его хилом теле действительно был в высшей степени здоровый, на зависть

55

многим — свободолюбивый и сильный дух. Интересно, как дальше сложилась его судьба, жив ли он, вспоминает ли армию? Прости меня, Димка, что мы потерялись…

***

Возвращаясь к теме разных хитростей с целью преждевременного завершения

армейской службы, не могу не рассказать еще одну, довольно остроумную историю

комиссовки из армии старшего писаря склада ГСМ рядового Пети Сихно — или Сахно –

уже не помню точно. Остролицый одессит с цепкими, буквально впивающимися в тебя

глазками, этот Сихно стал с какого-то времени, чем бы он ни занимался — стоял на посту, например, или дежурил по роте — совершать странные повторяющиеся движения рук: вроде ловить левой ладонью большой палец правой руки. Такая вот странная причуда.

Разговаривает с кем-нибудь и, будто забывшись, начинает ловить большой палец. Схватит

— отпустит, дернет снова — и опять отпускает…

Ребята стали замечать и посмеиваться.

— Что это ты делаешь? — спрашивали его. — Да так, ничего, ловлю палец… — застенчиво

признавался он.

Однажды, дневаля по казарме, Сихно стандартным отданием чести приветствовал

зачем-то заглянувшего в роту начштаба майора Сердюкова, а затем, вперишись в

начальство взглядом, стал как бы нехотя, по новой своей привычке, ловить неуловимый

палец. Когда он повторил этот жест в седьмой или десятый раз, безмерно удивленный

майор спросил у сопровождавшего его дежурного офицера, что случилось с дневальным, на что тот, уже знакомый с этой причудой, с легкомысленной улыбкой ответил:

— Да

он у нас так палец ловит!

Лучше бы он так не отвечал…

— Какой палец? Зачем его ловить? — выдавил из себя побагровевший майор. — Вы

что — дурака из меня делаете? Да я вас, блядь, сейчас обоих на губу отправлю! Будете там

пальцы ловить друг у друга!

Все это время перепуганный Сихно, с жалким взглядом битой дворняги, тем не

менее, продолжал делать руками начатое, сильно ускорив темп почему-то. Его лоб

покрылся крупными каплями пота, на шее и у висков вздулись синие жилы, казалось, он

вот-вот рухнет на пол.

Сердюков опасливо оглянулся по сторонам и, повертев в сторону дежурного

офицера у виска пальцем, отправился докладывать командиру о невиданном

происшествии.

В общем, попал Сихно вместо гауптвахты в гарнизонный госпиталь, а уже оттуда

— видно болезнь оказалось слишком мудреной — в армейскую психиатрическую клинику в

Ереване. В части, конечно, над этим долго смеялись, а когда через полтора месяца

ловящего палец Сихна комиссовали, некоторые серьезно задумались…

— А ты как считаешь — симулянт он или нет? Что говорят ребята об этом? — спросил

у меня командир. Что я ему мог сказать? Возможно, Сихно и впрямь придуривался, а там

— кто его знает…

Но эта история имела продолжение. Месяца через полтора на имя командира по

обычным гражданским каналам пришло письмо. Писарь Колышев, который обычно имел

дело с гражданской (не секретной) почтой, занес его ко мне. На конверте был указан

обратный адрес и под ним неразборчивая подпись. Я внимательно рассмотрел

фотографию, кроме которой ничего в конверте не было, прочитал надпись на обратной

стороне и отправился к командиру.

Боже, как кричал мой уравновешенный, армейской выдержки командир, когда

увидел фотографию улыбающегося во весь рот Сихно, выставившего перед собой руки в

знакомом нам жесте: кисть левой держит большой палец правой, и прочитал сзади

надпись:

— «Наконец-то я, товарищ командир, словил его и теперь никогда не отпущу!»

56

Я даже не на шутку испугался, что его хватит инсульт; говорят, от подобных

потрясений такое бывает. А уже через полчаса я писал по поручению командира

ходатайство военному прокурору Одессы о необходимости признать заболевание Сихно

фиктивным и возбудить против него уголовное дело по факту явной симуляции, или

немедленно вернуть для прохождения дальнейшей службы в Ленинакан. К ходатайству

была заботливо приложена фотография остроумного симулянта.

— С кем решил шутки шутить, мерзавец! — нервно потирал руки