а тут, в Штатах, она зовется португальской. Она такая удлиненная, очень белая, с хрустящим продольным гребешком. Саня ест ее, наверно, как я ел в ее возрасте, – выедает мякиш, так что конечный продукт напоминает подзорную трубу. Мы, в общем, не возражаем, поскольку самое вкусное все же достается нам, если останки булки не забываются в машине.

Я сказал дочери: «Давай покормим птичек», и мы пошли к заднему крыльцу, в пяти метрах от которого начинается полоска первобытного леса с полчищами черных скворцов, синекрылых соек и даже ярко-красных кардиналов. Булка была разломана на небольшие кусочки и уложена на бетонную площадку под садовым столиком.

Но тут в Сане проснулся аппетит, и она съела все кусочки сама прямо с бетона. Видала бы это моя мама… Оставалось там, правда, довольно много крошек, и я не терял надежды, но тут пришел кот Кузя, занял позицию в двух метрах от крошек и сказал нам, что даст знать, когда птички станут актуальны.

Книга кулинарная с эротическим акцентом

Особенности еврейской кухни

На ужин была свинина в глиняных горшочках.

В одном – запеченная с сыром, баклажанами и луком, в другом – кошерная, без сыра, но с розмарином и чесноком.

Баллада о супе

Я родился в Баку в семье бедных, но честных советских служащих.

В системе семейных ценностей суп занимал очень важное место. Только тот, кто ест суп, должен был вырасти высоким, сильным и здоровым. С другой стороны, тот, кто супа не ел, был обречен на общее худосочие, язву желудка и на прочие ужасные бичи человечества. Наиболее полезным и подлежащим неукоснительному употреблению внутрь был овощной суп, в котором плавали совершенно запредельные по своей мерзости кусочки вареного лука и жареной морковки.

Надо ли говорить, что на шкале моих нелюбвей суп занимал самое почетное место – чуть пониже манной каши с маслом и комочками, но сильно выше хлористого кальция и основ марксизма-ленинизма.

Но не дожил я и до сорока лет, как мое отношение к супу изменилось.

Исторический перелом произошел в одну прекрасную ночь, когда ребята из спецназа погранвойск, с которыми я коротал уик-энд в городе Шхеме, попросили меня постоять на часах. Вообще, в израильской армии врачи караульной службы не несут, тем более гордые обладатели лейтенантских погон. Но к тому моменту мы просидели в осаде в маленьком анклаве посреди стотысячного палестинского города уже два с половиной дня, намеченной драки не произошло, замирения тоже; все припасенные детективы я уже прочитал и начинал тихо дуреть от скуки. Ребята-спецназовцы же были совершенно замечательные, абсолютно не докучали мне медицинскими вопросами, и я с удовольствием согласился.

Смена была с двух ночи до шести утра. Сержант-разводящий показал мне мой участок периметра – двадцатиметровый кусок высокого каменного забора, оплетенного виноградом и отделяющего нас от здания женской школы, объяснил коротенько правила открытия огня («Увидишь кого на стене – стреляй, за хорошим не полезет») и оставил одного в компании двадцати примерно сверчков и автомата «Галиль» со складным прикладом. Я уселся в продранное автобусное кресло, притащенное кем-то из соседнего переулка, где валялся труп упомянутого автобуса, напомнил себе, что «Галиль», в сущности, это тот же калашников и пользуются им так же, и приступил к несению службы.

В четыре часа утра часовых обносили супом, сваренным Ициком, который в свободное от ловли террористов время подвизался в роли вполне профессионального повара. Это был томатный суп-пюре, круто посоленный, с большим количеством чеснока и листиками базилика, поданный в пластиковой миске с огромным ломтем белого хлеба. Ничего более вкусного в своей жизни я не едал. Это было яство порядка нектара, амброзии или даже завернутого в лаваш и посыпанного сумахом люля-кебаба из молодого барашка, как его готовили когда-то в Шемахе.

С тех пор суп прочно угнездился в моей диете. Он может быть луковым, с отягощенным сыром гренком, в придорожной харчевне среди кукурузных джунглей Огайо, на перегоне Принстон – Чикаго; или буйабесом в развратных недрах Атлантик-Сити; или ностальгическим грибным, из сушеных селигерских белых, провезенных контрабандой в Штаты, и с перловкой, которую найти не так просто…

И огорчает только то, что вырасти сильным и высоким мне уже не удастся. А может быть, вовсе даже и не огорчает.

Очерк эротической кулинарии

Если вы привели гостью к себе домой в 11:45 вечера, после театрального спектакля, сдобренного бокалом-другим шампанского в антракте, или после вечера в итальянском ресторане, где паста болоньезе и бутылочка кьянти уже сделали большую часть работы за вас, то кулинарная ситуация проста, как трехлинейная винтовка системы Мосина.

Горсть жареного миндаля и дополнительный бокал охлажденного белого вина (рислинг), тарелочка с испанским овечьим сыром и несколькими ломтиками сушеного инжира – только для того, чтобы вашей гостье было чем занять свой беспокойный ум, пока вы снимаете с нее плащ, очки, бюстгальтер и черные ажурные чулки, а она в свою очередь рассказывает вам, что проведение ночи в вашей постели совсем-совсем не входило в ее планы.

Если же дама еще неокончательно решила принять ваши ухаживания и ей любопытно заглянуть в вашу берлогу, но оставить себе при этом путь к отступлению, и вам приходится принять ее днем, дав торжественные клятвы о хорошем поведении; если третье свидание уже состоялось и даме нескучно в вашем обществе ни в интернетном чате, ни в вашей холостяцкой спальне, где по монитору стоящего напротив компьютера плавают тропические рыбки по изумрудному полю, но ей нужен дополнительный взгляд на вашу практическую жизненную философию, прежде чем дать окончательную отставку своему предыдущему партнеру; если с вашей стороны планы более наполеоновские, чем две-три эякуляции, и вы хотите продемонстрировать даме, что ваш интерес к ней не ограничен копытами очень стройными и тем местом, которое в специальной индийской литературе называется передними воротами рая, а включает и ее нежную душу, своеобразный интеллект и развитые вкусовые сосочки, и для достижения этой цели вы готовы привести указанные сосочки в контакт не только с вашим пахнущим химической клубникой пенисом, но и с вкусной и здоровой пищей… то тут задача гораздо сложнее и имеет три грани.

Во-первых, вы должны продемонстрировать, что вы настоящий мужчина, не хуже Д’Артаньяна или Джеймса Бонда, и не дадите ни себе и ни своей женщине умереть ни от голода, ни от поедания открытой на прошлой неделе банки марокканских сардин или сработанной в ближайшем «Приюте людоеда» и привезенной на мотороллере пиццы. То есть никакой готовой, заказной, консервированной или быстро доводимой в микроволновке до съедобного состояния пищи, ни даже деликатесной салями-супрессанта в качестве главного блюда. Только горячие яства, создаваемые вами ex tempore на глазах у восхищенной жертвы.

Во-вторых, вы должны осторожно, не