Катринель проговорила упавшим голосом:

– Ой, простите, Николас! Из того, что я поняла, точнее, не поняла, следует, что вы, безусловно, знатная особа и моя вспыльчивость… Простите, простите, пожалуйста! Не могли бы вы уточнить свой титул?

Девушка молитвенно сложила руки на груди и захлопала синюшными веками.

– Да и вы извините, ваше высочество, – сдал назад Лавочкин. – Для простоты я бы предложил все же перейти на «ты» и обойтись без титулов. Согласны?

– С радостью!

Коля поднял знамя и «компас».

– Идем?

Выбравшись из ельника, принцесса и солдат сели на траву.

– Фух… – выдохнул парень. – Как хорошо… Стоп, а где мой мешок?!..

– Шок… шок… шок… – ответило лесное эхо.

Спящего на телеге прапорщика разбудил громкий крик системы «А-а-а». Палваныч сразу определил, что кричали дуплетом. Потом он оглянулся и очумел: «Я в лесу?!»

– Заблудился, – прохрипел Дубовых, обводя мутным взором округу.

Деревья, деревья, деревья… Густой ельник в полтора человеческих роста… Елочки, елочки, елочки, мешок на ветке, елочки, елочки…

Стоп!

Взгляд прапорщика вернулся к мешку.

– Ну, раз там так кричали, то шмотки, скорее всего, им больше не понадобятся, – рассудил Палваныч.

Спрыгнул с телеги, сгреб мешок в охапку и спешно покинул со своим обозом место очередного преступления.

Совершив кражу, Палваныч не бросился сломя голову прочь. Он хладнокровно рассудил, что нужно ехать туда, откуда явился.

Элементарная логика подсказывала: лошади самовольно свернули в лес.

– Объявляю вам строгое взыскание, – прапорщик хлестнул кобылок кнутом, ускоряя движение, и обернулся к гнедому: – А ты куда смотрел? Эх, с кем приходится делить тяготы…

А было поистине тяжко. Брага дала серьезное похмелье с головной болью, сухостью во рту и слабостью организма. Пить хотелось неимоверно. Палваныч за один присест выдул воду, которую ему дали в дорогу сердобольные селяне.

Сгущались сумерки.

Дубовых покопался в добре, разбросанном по телеге. Нашел горшочек с каким-то маслом, старую тряпку. Присмотрев на земле длинную корягу, сделал подобие факела: обмотал тряпкой конец палки, окунул в масло и подпалил зажигалкой.

Получился знатный осветительный прибор. Его удалось вертикально укрепить в телеге. Окрыленный успехом, прапорщик соорудил второй факел и также привязал его к борту «гужевого транспортного средства».

Ночка выдалась холодная. Снова выручил плащ. Палваныч закутался в него, плешку сберег капюшоном.

Примерно в полночь лошади забеспокоились. Пришлось успокаивать, делая вид, что самому не страшно.

– Сюда бы автомат, – размечтался прапорщик. – Или хотя бы пистолет…

Из оружия была только коса. Прапорщик взял ее в руки. На всякий случай.

И тут навстречу Палванычу вышли неприкаянные хозяева повозки.

– «Пойдем искать… Может, лошади с испугу понесли…» Привязанные! – в который раз передразнивал младший брат старшего. – И где теперь мы сами?

– Что же ты меня не остановил? – огрызался старший. – Самого, небось, жаба задушила?

Они выбрались на заброшенную лесную дорогу. Прямо на них ехала повозка с двумя зловещими факелами. Алые отблески пронзали ночную темень.

В повозке сидела смерть.

– Мамочка! – завопили бедолаги, со всех ног бросаясь в чащу.

– Эй, ребята! – хрипло заорала костлявая. – Вы чего? Идите сюда! Втроем веселее!..

Но братья-горшечники только прибавили ходу.

– Идиоты, наверное, – пожал плечами Палваныч.

Больше никаких происшествий за ночь не случилось. Единственным противником похмельного прапорщика был сон.

На рассвете телега выкатилась из Зачарованного леса.

Палваныч страшно хотел спать. Он завел лошадей обратно в лес, тщательно привязал их и отдал приказ никуда без команды не срываться.

Открыв украденный давеча мешок, прапорщик не обнаружил ничего стоящего, кроме ножа и карты. Карта представляла интерес. Вояка живо сообразил, насколько сложен и глуп был его здешний маршрут.

«Ох, найду салагу, душу из него вытрясу», – привычно пообещал себе Палваныч. Он спрятал карту обратно, а мешок пристроил на самое дно телеги – под горшки. От греха подальше.

Потом залез под тент и сладко задремал.

За этим занятием его и застали разбойники. Их было пятеро. Шли они из глубины леса, чтобы стащить пару овец из деревенского стада, и случайно наткнулись на телегу Палваныча.

– Э, братцы, – прошепелявил вожак. – Кажется, повезло нам сегодня.

Шепелявил главный лиходей из-за того, что был щербат. Еще он был смуглым и одноглазым.

Его подельники молчаливо согласились. Крадучись обступили повозку, сорвали тент и навалились на спящего Дубовых.

На стороне разбойников был фактор внезапности. На стороне прапорщика – опыт в драках и нежелание расставаться с наворованным имуществом. Сперва лютая пятерка едва не скрутила Палваныча, но он, еще не разобравшись, с кем имеет дело, дал активнейший отпор, ошеломивший захватчиков. Они отступили, поняв: нахрапом не победить. Особенно четко это понял мужик, получивший кирзой в рыло.

Прапорщик скатился с телеги, ловко приземлившись на ноги. Обвел нападающих яростным взглядом.

– Что, бандюги? – процедил он сквозь зубы, расстегивая ремень и оборачивая им кисть правой руки. – Честного человека ограбить хотите?

Пара лиходеев нехотя потянулись за ножами. Вообще-то эти разбойники не любили убийств, но и не были праведниками. Ремень против пяти человек с двумя лезвиями смотрелся не очень. Палваныч с надеждой скосил глаза на телегу. Коса запуталась где-то в тенте и плаще. Горшок – оружие сомнительное…

– Ладно, чего надо, Хейердалы? – хрипло спросил он душегубов.

– Все заберем, – ответил одноглазый, кивком давая подельникам знак к наступлению.

В течение нескольких последующих мгновений оказалось, что Дубовых недурно кидает левой горшки, разбойники не очень умелы в обращении с ножами и слабо держат удар пряжкой, а их вожак хитер. Тяжелый горшок опустился на голову отчаянно оборонявшегося Палваныча, ставя нокаутирующую точку в драматическом противостоянии прапорщика российской армии и местного преступного мира.

…Проигравший очнулся, трясясь в телеге. Застонал. Попробовал пошевелиться, не преуспел. Острая боль пронзила запястья и щиколотки.

«Связали», – понял Палваныч. Голова трещала, как старый трофейный транзистор.