Пошел поп по базару

Посмотреть кой-какого товару.

Навстречу ему Балда

Идет, сам не зная куда…

СТАС. Ну, это как раз про меня.

БЛАНК. Попробуем вдуматься в пушкинские строки. В сущности, обоим героям, что попу, что Балде, нечего делать. При этом поп поступает просто по инерции, он идет «посмотреть кой-какого товару» – так поступают все «нормальные» люди, не говоря уже о людях успевающих и преуспевающих. Другое дело Балда – он не связывает себя видимостью цели, понятной всем, а вместо этого «идет сам не зная куда». За «маленьким» различием скрывается несовместимость двух миров и, соответственно, непримиримость позиций – об этом и сказка. Ведь нельзя сказать, что поп поддался какому-то искушению, которому он пытался противостоять, – ничего подобного, он просто пошел по базару от нечего делать, без какого-либо особого повода. Можно сказать, ноги сами понесли его туда. То есть ситуация проще пареной репы (или вареной полбы): если тот или иной толоконный лоб решает отправиться куда глаза глядят, он идет «посмотреть кой-какого товару» – потому, что туда и глядят его глаза, туда и возносятся его толоконные грезы.

Таким образом мы и получаем определение шопинга. Как вы понимаете, сегодня ситуация только усугубилась: как целенаправленные движения, так и бесцельные шатания влекут хронического потребителя в одно и то же место, затягивают в воронку, охватывающую весь земной шар. Эти челночные движения и называются шопингом.

По преданию, персидский царь Ксеркс (а может, и другой царь) потребовал однажды от своих мудрецов написать для него историю человечества. Мудрецы взялись за работу и через какое-то, немалое очевидно, время доставили заказчику телегу, груженную манускриптами. Царь возмутился: у меня нет времени, чтобы читать все это – и потребовал представить ему только самое главное. Выжимка главного заняла еще больше времени, и в результате Ксеркс получил конспект всеобщей истории в одном томе. Вероятно, и этот том показался царю слишком внушительным – в гневе он приказал оставить лишь самое важное. Повеление исполнил мудрейший из мудрецов, представив Ксерксу конспект человеческой истории, уместившийся в одну строчку, которая гласила: они рождались, жили и умирали.

Сегодня мудрейшему пришлось бы внести поправку даже в этот кратчайший конспект. Они рождались, занимались шопингом и умирали – вот как сегодня выглядит самая общая схема происходящего на земле людей.

Все, что Хайдеггер в «Бытии и времени» описывал под именем «глазения», «праздношатания», «стояния без дела», – все это сейчас монополизировано шопингом. Сюда следует прибавить еще и достижение заветных целей. Ведь шопинг не ограничивается только временем шатания по магазинам, хотя и это время, измеренное в человекочасах, уже сливается в целую калиюгу. Сточные воды времени вбирают в себя и то, что сброшено в канализацию пользоприношения, совершаемого во имя грядущего шопинга. А также и время для обдумывания гамлетовского вопроса в его современной версии: что, где, когда и почем купить? Какие дерзновенные мечты витают в толоконных лбах: тут тебе и люстра с висюльками, и соковыжималка, и яхта… А ноги сами заворачивают на базар.

Вот что представляет собой на деле это невинное занятие – шопинг. И мы, собравшиеся здесь, принадлежим к тем немногим, у кого имеется врожденный или благоприобретенный иммунитет к шопингу.

ГОЛОС. То есть как здоровые среди больных.

БЛАНК. Да. Или как уцелевшие во время эпидемии, бушующей уже на протяжении столетий.

СТАС ВИЦЕНКО. А есть ли способ исцелить этих больных?

БЛАНК. Они в большинстве своем хроники. По-моему, Пушкин в своей сказке как раз и указал самый реалистичный способ избавления от горячки шопинга и ступора пользоприношения. Где-то осознанно, а где и неосознанно мы следуем путем Балды. Уже одним тем, что мы просыпаемся без всякого желания посмотреть кой-какого товару и спокойно идем себе сами не зная куда, мы даем первый щелчок по лбу. А тем, что, не принося никакой пользы, мы живем по-настоящему осмысленной жизнью… Нет, даже не так: мы-то, собственно, и живем жизнью, а они жизнью только маются. Вот вам и второй щелчок…

ФОМА БРЮТ. То есть, Бланк, можно сказать, что мы действуем от балды…

БЛАНК (смеется). Конечно! А как иначе мы поставим весь этот мир на попа? Вы только вдумайтесь: два щелчка в лоб коллективного жлобства! Уже немало, скажу я вам. Но толоконный лоб еще крепок. Улавливаете, к чему я клоню?

ГОЛОСА. Бланк, давай резолюцию!

БЛАНК. Сами давайте резолюцию.

ФОМА БРЮТ (перекрикивая шум). Чтоб от третьего щелчка вышибло ум у старика!!!

(Слышен одобрительный шум и выкрики: «По заветам Александра Сергеевича!», «Пушкин – наше всё» и т. п. Как водится, по окончании встречи участники обменялись фенечками.)

* * *

Способность шопинга заполнять время повседневности и имитировать смыслы, включая смысл жизни, достойна удивления. Осуществление покупок далеко не единственное содержание этого процесса, включающего в себя целый пучок стратегий. Сама процедура осмотра, выбора и приобретения товара может войти в библейское определение обыкновенного женского, несколько расширив и дополнив это понятие, но не изменив его сути. Не то чтобы в воронку шопинга не попадались мужчины – еще как попадаются, но виртуозом в этом деле все же является женщина, и ее опыт поневоле оказывается эталонным. Именно для обыкновенного женского в его расширенном понимании мир посредством шопинга предстает как коллективный соблазнитель (с точки зрения Фрейда и Юнга оба начала, и мужское и женское, присутствуют в каждой психике и окончательная гендерная принадлежность определяется лишь степенью актуализации того или иного полюса). Соблазняемые шопингом особи мужского пола тоже тем самым выказывают наличие женской ипостаси или, попросту говоря, демонстрируют «свое бабье».

Чтобы возбудить обыкновенное женское в каждом покупателе (клиенте), используются отработанные веками ухищрения, сравнимые с лучшими элементами флирта в исполнении истинных мастеров этого дела, советских шестидесятников (благодаря этому своему искусству и вошедших в историю). Главную роль играют даже не рекламные навороты – они всего лишь манящие, обещающие взгляды, бросаемые с экранов, постеров и страниц глянцевых журналов. Они тоже важны – но еще важнее касания. То, что затрагивает специфически чувствительные места: игра ценников, слегка меняющихся от магазина к магазину, сопоставления воображаемого с наличным – и заполнение лакун воображения внезапным попаданием в свой товар. Опять же продавцы – живые манекены разной степени одушевленности… Сами товары, умеющие не только быть на виду, но и не сразу бросаться в глаза, способные обнаруживаться покупательницей, как грибы в лесу… Все это и многое другое вовлечено в игру, лучше даже сказать в Игру – по степени важности она может претендовать на то, чтобы писаться с большой буквы.

В играх шопинга нет дискриминации по возрасту, цвету кожи или фактору внешней привлекательности – всякий обладающий средствами есть желанный предмет обольщения. Реестр касаний многообразен: они могут быть нежными – в каком-нибудь бутике, могут быть терпкими – в манере уличных торговцев, но и на такие есть спрос: не так уж и мало любителей, например, поторговаться на рынке. В пределе касания могут переходить и в «тычки» – тут можно вспомнить удивительный феномен советской торговли, когда продавцы не просто испытывали отвращение к покупателям, но и всячески его подчеркивали. Однако и это не останавливало Игру: модификация правил, привнесение элементов садо-мазо требовало лишь применения назубок усвоенного принципа: вовремя расслабиться и получить удовольствие. Впрочем, до прихода Бланка ни один коммунистический эксперимент не смог хотя бы поколебать устои вселенной вещеглотов.