Вид Бундибугио был впервые обнаружен в августе 2007 года в Восточной Африке (в Уганде) – эпидемия продлилась пять месяцев. 37 из 149 инфицированных людей умерли. Источник инфекции так и не был найден. Предполагают, что это зоонозный патоген, то есть первичное заражение человека произошло от какого-то животного.

Вирус леса Тай распространен среди обезьян и лишь однажды зафиксирован у человека. Это произошло в 1994 году, когда одна из трех швейцарских этологов (специалисты, изучающие поведение животных в естественной среде обитания) заразилась при вскрытии трупа шимпанзе в национальном парке Тай в Кот-д’Ивуаре. В этом регионе данный вид геморрагической лихорадки поражал шимпанзе в 1992 и 1994 годах. 34-летняя исследовательница была госпитализирована в Абиджане, а затем переправлена в Швейцарию, в больницу города Базеля, где полностью вылечилась и где из ее крови был выделен вирус леса Тай. Однако так и осталось неизвестным, была ли обезьяна, вскрытие которой проводила ученый, инфицирована вирусом и если нет, то каким образом произошло заражение.

После эпизода в питомнике Рестона в 1989 году этот же вирус продолжал поражать азиатских длиннохвостых макак-крабоедов в других центрах приматов по всему миру. Известны вспышки среди обезьян в 1992-м в Италии и 1996 году в Техасе. Было установлено, что возбудитель действительно ведет свое происхождение не из Африки, а из Азии, а точнее – от инфицированных обезьян с Филиппин, где они, как оказалось, заразились от свиней.

Все виды эболавирусов ведут себя совершенно по-разному, а потому чрезвычайно сложно рассуждать о механизмах их распространения на примере хорошо изученных филовирусов. К сожалению, в арсенале ученых практически не имеется инструментов для исследования малоизвестных филовирусов типа Рестона, вируса леса Тай и Бундибугио. Не говоря о таких еще менее распространенных патогенах, вызывающих геморрагическую лихорадку, как вирус Лловиу (его название по звучанию схоже с романтичной фразой – «I love you»). Он был обнаружен в 2002 году у популяции летучих мышей в пещере Куэва-дель-Лловиу в Испании. Интересен и почти не изучен вирус Равн, открытый в Кении в 1987 году. Не исключено, что в будущем мы еще услышим об этих неизученных возбудителях в связи с очередной эпидемией. Да, к сожалению, механизм распространения различных филовирусов мало исследован, но с одним из эболавирусов людям пришлось познакомиться очень близко. История «знакомства» началась в 1976 году где-то в дебрях африканских джунглей.

* * *

Первая вспышка беспощадной геморрагической лихорадки Эбола началась 5 сентября 1976 года в небольшом изолированном поселении Джамбуко, расположенном у берегов северного изгиба реки Конго, примерно в тысяче километров к северо-востоку от Киншасы в Заире. Тогда было заражено 318 человек, 280 из которых умерли (смертность составила 88 %). В населенном пункте находилась также небольшая католическая миссия, которую обслуживали монахини из религиозной организации Сестры Святого Сердца Марии, на ее территории находилась небольшая больница, школа и церковь. За достаточно короткий промежуток времени в округе погибло две сотни жителей, в том числе несколько членов религиозной общины. Три бельгийские монахини вместе со священником были в срочном порядке на самолете доставлены в Киншасу, где им стало гораздо хуже. Их лихорадило и мучила бесконечная рвота, затем открылись внутренние кровотечения, а вскоре кровь полилась из всех отверстий тела. Врач Жак Куртей взял у пациентов пробы крови, наклеив на пробирки этикетки с предполагаемым диагнозом «желтая лихорадка?». Затем он аккуратно положил образцы в китайский термос и с оказией отправил все это в Антверпен, в Институт тропической медицины, где их получили Питер Пиот, Гвидо ван дер Гроен, боливийский исследователь Рене Дельгадильо и профессор Стефан Паттин, которые и должны были идентифицировать вирус. Они быстро разобрались, что это вовсе не желтая лихорадка и не бактерии сальмонеллы, и приступили к выращиванию патогена в культуре клеток – все это в условиях недостаточного соблюдения мер безопасности.

Вспышка смертоносной эпидемии в бельгийском Конго приобрела международный резонанс, и ВОЗ распорядилась отправить материал для исследований в соответствующие лаборатории в Англии и в Центр по контролю и профилактике заболеваний в Атланте. Но бельгийские ученые медлили с выполнением этого поручения из профессионального любопытства и национальной гордости. Они передали пробы международным специалистам лишь тогда, когда наконец увидели в электронный микроскоп злополучный филовирус. 27-летний врач и микробиолог Питер Пиот был полон энтузиазма и решил сам немедленно вылететь в Заир. Он подробно описывает дальнейшие события, а также происхождение названия «эболавирус» в своей книге и в радиопостановке Майка Уолкера, вышедшей на ВВС 4 декабря 2014 года.

В 1976 году, после эпидемии в Африке, вирус приобрел мировую известность. В небольших деревеньках в глубине центральноафриканских джунглей короткие локальные вспышки заболевания случались и ранее. Туземцы были хорошо знакомы с этим недугом и при первых случаях заражения прятались по хижинам и отсиживались в течение десяти дней, после чего выходили совершенно здоровыми. Те, кто не соблюдал изоляцию, умирали, на этом все завершалось.

Инциденты были такими короткими и возникали в таких труднодоступных местах, что они заканчивались прежде, чем европейцы успевали их обнаружить. Кроме того, зачастую между подобными внезапными короткими вспышками проходило довольно много времени. Например, длительная пауза между 1979 и 1994 годами. Все эти факторы затрудняли исследование происхождения вируса: поиски его естественного резервуара или здорового носителя, пути заражения, типы тканей и клеток, которые он поражает. Соответственно, сложно было найти и эффективное лечение. Никакой необходимости и интереса в разработке вакцины также ни у кого не возникало: вспышки были локализованы, кратковременны, случались в отдаленных от цивилизации районах и не распространялись на обширные территории. Да и для кого было делать вакцину? Среди местного населения существовало предубеждение против европейских врачей и исследователей, которые появлялись в деревнях с приходом очередного эпизода заболевания. Люди ассоциировали чужаков с болезнью и считали, что именно они приносят заразу с собой. По крайней мере, из тех, кого белый доктор забирал к себе в белую палатку, мало кто возвращался. Местные жители устраивали жесткий саботаж: блокировали и без того сложные подъездные пути стволами деревьев, а порой даже шли на убийство. Европейцы действительно жутко выглядели в белых или голубых комбинезонах и перчатках, в масках и защитных очках, скрывающих лица. Они бесцеремонно разбивали лагеря, редко когда объясняли смысл своих действий туземцам и почти не общались с вождями, местным самоуправлением, знахарями и мудрецами, имеющими большой авторитет у населения. Кроме того, то и дело возникали какие-то размолвки и распри между французскими группами исследователей в Западной и английскими в Восточной Африке. А может, источником споров были разногласия между политиками двух великих европейских держав. Как бы то ни было, этот факт отнюдь не способствовал прогрессу в исследовании вируса.