Мне даже казалось, что Маэл специально мучает меня своимприсутствием, пытаясь отравить мое существование и заставить отказаться отжизни в большом городе, и мне становилось обидно.

Я ломал голову, придумывая способы прогнать их с Авикусом изРима.

Правда, мысли об Авикусе не шли у меня из головы. Я не могзабыть его лицо. «Каков нрав у этого странного существа, – гадал я, –что у него на душе? Как он отнесся бы к предложению остаться со мной, сделатьсямоим спутником?» Я боялся, что никогда этого не узнаю.

Тем временем в город то и дело забредали чужаки. Ябезошибочно ощущал их присутствие. А однажды ночью между сильным, враждебнонастроенным пришельцем и моими бывшими гостями – Авикусом и Маэлом – произошлажестокая стычка. Благодаря Мысленному дару я увидел полную картинупроизошедшего. Авикус и Маэл так напугали незнакомца, что тот исчез донаступления рассвета и дал себе слово никогда не возвращаться в Рим.

Я задумался. А что, если Авикус и Маэл взяли на себя миссиюохранять город от посторонних и теперь оставят меня в покое?

Шли месяцы, и я все больше убеждался, что так оно и есть. Внаши охотничьи угодья попыталась вторгнуться небольшая группа христиан. Онипринадлежали к тому самому племени змеепоклонников, которое приходило ко мне вАнтиохию с требованием открыть им древние тайны. Мысленный дар показал мне, скаким рвением они возводят храм, в котором намереваются приносить человеческиежертвы, и я испытал глубокое отвращение.

Но Авикус и Маэл не поддались безрассудной идее служениясатане – впрочем, нашим язычникам это имя ничего не говорило – и быстрообратили безумцев в бегство. Город снова принадлежал нам.

Наблюдая за ними издали, я отметил, что ни тот ни другой неосознают всю мощь собственной силы. Сверхъестественные способности помогли имсбежать от друидов, но пока не раскрыли уже известный мне секрет: наши силывозрастают с течением времени.

Я считал себя намного сильнее любого из них, потому чтоиспил крови Матери. Однако со временем моя сила увеличивалась сама по себе. Я сотносительной легкостью мог вспрыгнуть на крышу четырехэтажного строения – а вРиме таких домов было немало. И никаким смертным солдатам в жизни не удалось бывзять меня в плен: слишком быстро я передвигался.

Осваивая искусство убивать, я столкнулся с проблемойдревнейших: необходимостью управлять собственными силами, так чтобы могучимируками не выдавить из тела жизнь, накачивающую кровь в мой рот. А крови мнехотелось все больше и больше!

Однако, увлеченный тайными наблюдениями за происходящими вгороде событиями – например, за отступлением приверженцев сатаны, – я совсемзабросил святилище Акаши и Энкила.

Наконец как-то вечером, самым тщательным образомзамаскировавшись, я решился отправиться к холмам, ибо чувствовал, что поранавестить царственную чету. Я никогда не оставлял их без присмотра так надолгои не знал, насколько серьезны будут последствия подобного пренебрежения.

Теперь-то я понимаю всю абсурдность моих опасений. С годамистало очевидно, что я могу не приходить в святилище столетиями. Ничего неслучится. Но в то время я многого не знал.

Итак, я пришел в новый храм и оглядел пустые стены. Я принесс собой все необходимое: цветы, благовония, несколько бутылей с духами, чтобыразбрызгивать их на одежды Акаши. Но едва я зажег лампы и воскурил благовония,как почувствовал жуткую слабость, заставившую меня опуститься на колени.

Пока я жил с Пандорой, мне практически никогда не доводилосьмолиться в такой позе. Но теперь Акаша принадлежала только мне.

Я поднял глаза, чтобы взглянуть на неподвижные лица, надлинные черные волосы, заплетенные в косы, на свежие льняные одеяния вегипетском стиле: плиссированное длинное платье Акаши и короткую юбку Энкила.Вокруг глаз Акаши до сих пор сохранилась черная краска, умело наложеннаяПандорой. А на голове царицы поблескивала золотая диадема, надетая любящимируками моей спутницы. Даже золотые змейки на предплечьях нашей Матери былидаром Пандоры. И сандалии на ноги царя и царицы тоже надела она.

В сияющем свете мне показалось, что кожа моих царственныхподопечных стала бледнее. Теперь, спустя столетия, я понимаю, что был прав: онибыстро исцелялись от страшных солнечных ожогов.

В тот раз я очень пристально следил за выражением лицаЭнкила, ибо слишком хорошо сознавал, что не испытываю по отношению к немуособой преданности, и понимал всю неразумность такого поведения.

Когда я – в то время юное, пылкое создание, воспламененноепросьбой Акаши вывезти их из Египта, – впервые увидел их, Энкил преградилмне путь к царице.

Потребовалось немало усилий, чтобы заставить его вернутьсяна место и принять прежнюю позу. В тот решающий момент мне помогла Акаша, нооба они двигались неестественно медленно, отчего мне даже стало жутковато.

Это случилось триста лет назад, и с тех пор Акашапошевелилась при мне только однажды: она протянула руку, чтобы призвать к себеПандору.

Благословенна Пандора, удостоенная царственного жеста! Япомнил его все эти долгие годы.

Интересно, а что на уме у Энкила? Ревнует ли он, когда яобращаю свои молитвы к Акаше? Или, может быть, он вообще ничего не сознает?

Как бы то ни было, я безмолвно поклялся царю в вечнойпреданности и пообещал, что бы ни случилось, всеми силами защищать его ицарицу.

Я не сводил с них глаз и в конце концов окончательно утратилспособность рассуждать.

Я дал Акаше понять, как почитаю ее и какими опасностямичреват каждый мой приход, объяснил, что никогда я не оставил бы святилище взапустении по собственной воле и только из соображений безопасности так долгодержался в стороне. Давно нужно было прийти и начать расписывать стены иливыкладывать их мозаикой. Надо сказать, что в смертной жизни я не обладалхудожественными талантами, но благодаря вампирским способностям вполне сносносумел украсить святилище царственной четы в Антиохии.

Но здесь Акашу и Энкила окружали лишь голые побеленныестены, и только цветы, которые я в изобилии принес с собой, хоть как-тооживляли обстановку.

– Помоги мне, царица, – молился я.

И тут, пока я объяснял, что рядом с теми, кого случайновстретил на своем пути, чувствовал себя абсолютно несчастным, мне в головувползла ужасная, но вполне очевидная мысль: «Авикус никогда не станет моимспутником. Просто потому, что я не имею права иметь таковых. Ибо любой, ктоумеет читать мысли, вскоре узнает тайну Тех, Кого Следует Оберегать. А потомуглупо и бессмысленно было предлагать кров Авикусу и Маэлу. Я обречен на одиночество».

Меня бросило в холод. Я смотрел на царицу и долго не могоблечь молитвы в слова, однако в конце концов нашел в себе силы обратиться ксвоей повелительнице: