На какой-то миг мне безумно захотелось потихоньку одеться и сбежать. Но тут же возник вопрос: куда? Поскольку ответить мне было нечего, я просто встал и натянул брюки, не особенно заботясь о соблюдении тишины.

Я вышел на кухню, и сразу же следом появилась Сильвия в халатике, с робкой улыбкой на губах. Она даже решилась подойти и поцеловать меня. Я обнял ее и изо всех сил прижал к себе. Мне нужна была эта женщина и тепло ее разомлевшего в постели тела. Пусть она меня обманула, я все равно по-прежнему любил ее.

Мы стояли, нежно обнявшись, все то время, что доспевал кофе.

Так нас и застал Патрик, развеселившийся при виде этой картины.

И вообще он был в превосходном настроении.

— Привет жандармам! — бросил он, дружески хлопнув меня по плечу. Выспались?

Я пробормотал что-то невразумительное и налил себе полную чашку кофе. А он тем временем чмокнул Сильвию в лоб, сбоку, у виска, где вились нежные, как у ребенка, прядки волос.

Он словно нарочно старался разозлить меня с самого утра!

Под его белой майкой твердыми буграми выступали мощные мускулы. Усевшись за стол из некрашеного дерева, он знаком пригласил и нас. Потом отрезал себе три огромных ломтя деревенского хлеба — и намазал их черничным вареньем. Ничего себе аппетит у мальчика!

До чего же он меня раздражал, этот невозмутимый здоровяк! Глаза бы мои на него не глядели!

Окно кухни выходило во двор. Погода стояла действительно прекрасная: высунувшись, можно было увидеть ярко-голубое небо. Часы показывали восемь. Патрик допил кофе и подошел к транзистору, стоявшему на буфете.

В новостях "Европы-1" я был гвоздем программы:

"…разыскивают вот уже целые сутки. Комиссар уголовной полиции Шарон, с которым нам удалось встретиться, отказался комментировать это происшествие. Однако мы полагаем, что следователи серьезно занялись версией, связанной с Нобларом, чье исчезновение можно трактовать как признание своей вины. Прослушайте свидетельство капрала подразделения, в котором служил Люсьен Ноблар".

Далее последовало интервью с Бертье, весьма самоуверенно объяснившего подоплеку странного поведения, которым я отличался в последнее время. "Мрачный, раздражительный, с неустойчивой психикой…" — вот каким видел меня он сам и, по его утверждению, остальные мои коллеги. И все же, добавлял он лицемерно, его очень удивил тот факт, что я замешан в этой кровавой истории…

Патрик выключил радио.

— Знаете, Ноблар, этот Бертье крайне опасен. Вот уже два года мы пытаемся изловить подонков, которые изнутри разлагают полицию. Неважно, как они себя именуют — "Месть за полицию" или иначе, но они там все испоганили. Вы не поверите, сколько расследований мы провели, как тщательно следили за всеми подозреваемыми… Нам с самого начала было известно, что подобные типы служат либо в ночных бригадах, либо в окружных подразделениях. Именно они в тысяча девятьсот восемьдесят первом году прислали новому министру внутренних дел пулю в конверте. Понимайте так: "Это наше первое предупреждение".

Сильвия собрала чашки и вытерла стол. Она была бледна, и меня это огорчало. Патрик же, увлеченный своей речью, ничего не замечал.

Но его рассуждения явно давали крен в теорию, и я прервал его:

— Все это, конечно, прекрасно, но мне пока не очень понятно, что же будет со мной…

Он посмотрел на меня, как на надоедливого комара. Кем я был для него — простой пешкой в политической игре? Я бы так сказал: и сам он не бог весть что. Небось год за годом сидел и ждал, когда же начнется настоящее дело. А единственное занятие, какое ему представилось, — мелкое доносительство. И для кого — для каких-то темных проходимцев чином повыше, для всей этой шайки политиканов? Малопочетное ремесло!

Но — осторожно!.. Патрик нахмурился, перед тем как опять заговорить.

— Ваш единственный шанс — доказать вину Бертье. — Поколебавшись, он поправился: — Наша задача — доказать вину Бертье. Мы с вами одной веревочкой связаны. Яснее некуда.

Яснее-то действительно некуда, но я хотел бы расставить все точки над "i".

— Сильвия, наверное, объяснила вам, что все улики против меня. (Я с этим так и не смирился.) Скажите же мне, что нужно делать, чтобы раздобыть такие доказательства. Вы, наверное, хорошо понимаете, что я готов на все, лишь бы их заполучить.

— Надо подумать.

И он взял сигарету из моей пачки "Уинстона".

С каждой минутой он мне нравился все меньше и меньше.

Схватив сигареты, я с вызывающим видом засунул их в карман. Патрик с усмешкой глянул на меня и встал.

— Не разыгрывайте идиота, Ноблар. Рискуете убедить в этом публику.

Он вышел, чтобы надеть рубашку и пуловер, потом вернулся в кухню.

— Вы, конечно, помните историю козочки господина Сегена[28]?

Я не ответил.

— Ну вот, разыграем-ка лучше эту историю. Досконально, во всех подробностях. — Патрик небрежно скомкал свой плащ и пошел к двери. — Сильвия, полагаюсь на тебя… Он не должен сегодня выходить на улицу! — И Патрик повернулся ко мне. — Ваш револьвер у нее, и, уж поверьте мне, она умеет им пользоваться.

Все утро Сильвия молчала: она явно не расположена была вступать со мной в беседу. Я заметил, что револьвера при ней не было. Наверное, припрятала его где-нибудь в квартире. В любом случае сейчас он мне не нужен…

К обеду она вошла в гостиную, где я пытался хоть как-то убить время, и села напротив меня. Она подкрасилась и теперь выглядела получше.

Мы съели приготовленный ею салат, потом она принесла кофе.

После еды мы курили, глядя, как голубоватые завитки дыма танцуют в ярких солнечных лучах. Было тепло и приятно. Первая спокойная минута за долгое время.

— Ты совсем разочаровался во мне, да? — спросила Сильвия. — Скажи откровенно, что ты думаешь?

— Не то чтобы разочаровался…

Я даже не знал, что ей ответить. Не знал также, сержусь ли я