Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сравнению с прибоем, обрушивающимся на плотный песок у моего лагеря, вода в лагуне была спокойной и ласковой. Мне вспомнились слова знакомой с детства песни: «И берег морской целует волна…» Волны здесь действительно целовали мягкий песчаный пляж метров семьдесят шириной. А вдоль верхнего края пляжа простиралась широкая гряда уже описанных причудливых скал и крупных валунов, самый маленький из которых был размером с грузовик.
Я вошел в узкий проход между огромными валунами и оказался внутри гряды — в совершенно иной среде, где микроклимат заметно отличался от того, в котором я пребывал минуту назад. Некоторые из валунов наполовину вросли в песок, а другие, казалось, лежали на самой его поверхности. Валуны и скалы в виде столбов, конусов, пирамид и арок образовывали высокие крутые стены извилистых коридоров. Местами они были настолько тесными, что прямые солнечные лучи могли осветить их полы, устланные ровным слоем чистого песка и мелкой гальки, только с зенита. Здесь царили прохлада и свежесть, легко дышалось после палящего зноя и хотелось прилечь, чтобы прохладить перегретое на солнце тело. Но я не стал этого делать, опасаясь змей, так как одну из них увидел в нескольких шагах от себя. Эта пестрая двухметровая бестия тоже, видимо, приползла сюда прохладиться и лежала у самой стены, не обращая на меня никакого внимания. На всякий случай я подхватил круглый увесистый камень и, лавируя среди тенистых коридоров, пошел дальше по замысловатому лабиринту. Наслаждаясь прохладой, я все более и более углублялся в него.
С интересом разглядывая причудливые стены лабиринта, я невольно обратил внимание на свисающие с них многочисленные клочья водорослей. Очевидно, при сильном волнении прибой действительно захлестывает эту гряду. И такое, по всей вероятности, в последний раз происходило совсем недавно, ибо водоросли еще не утратили своего естественного цвета и даже кое-где оставались влажными. Как видно, сильные шторма здесь не редкость.
Я никогда не страдал клаустрофобией, но в тот момент у меня от ужаса перехватило дыхание, заныло под ложечкой и захотелось поскорее выйти на открытый простор. Я повернул назад и спешно пошел, как мне казалось, в сторону моря.
Пройдя с полчаса, я засомневался в правильности выбранного направления, так как море все не показывалось. Я остановился и прислушался в надежде уловить шум прибоя. Но ничего, кроме многоголосого птичьего гомона да стрекотания насекомых, до моего слуха не доносилось. Я повернул влево, однако через некоторое время снова разуверился в верности своего решения. От волнения мое сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вдребезги разнесет грудную клетку. Я понял, что заблудился и безуспешно метался из стороны в сторону в поисках выхода. Стены были высокими и крутыми и влезть на какой-либо из валунов или столбов, чтобы осмотреться вокруг, было невозможно.
Вспомнив известное мне с детства правило выхода из коридорного, то бишь пещерного лабиринта, я воспрянул было духом. Согласно ему нужно все время идти, непрерывно касаясь одной рукой стены. Но логика тут же подсказала, что здесь это правило не сработает. В этом лабиринте, следуя такому правилу, можно зациклиться: непрерывно кружить вокруг одного и того же валуна.
Я сел на прохладный песок, стараясь успокоиться, и напряженно думал, возложив все надежды на логику и пространственное воображение. Если бы я с самого начала пошел назад по своим следам, то мог бы спокойно выйти. Но мой путь по лабиринту устилали то песок, то галька, на которой отчетливых следов не оставалось. Кроме того, я давно уже блуждал по лабиринту и оставил на песке так много следов, что теперь они могли только запутать. Нужно было придумать что-то иное.
Не знаю, сколько времени я просидел в прострации, но в конце концом меня осенила простая мысль. Я вспомнил, что когда я стоял наверху лицом к морю перед тем, как спуститься на пляж, то солнце всходило слева от меня, а заходило справа. Значит, если сейчас здесь послеполуденное время, то по освещенным солнцем верхним краям стен можно легко сориентироваться, где восток, а где запад! Следовательно, чтобы выйти к морю, нужно идти так, чтоб освещенные солнцем стены были слева! Я посмотрел вверх и, повернувшись надлежащим образом, опрометью кинулся бежать к выходу, к свободе, к прибою…
Минут через пятнадцать-двадцать в конце извилистого коридора заиграла синева лагуны. Боже, какое это было счастье!
Я вышел к морю у просторной скальной площадки. Она была усеяна осколками раковин, и по ее плоской как озерная гладь поверхности ветер перекатывал редкие клочья сухих водорослей. За площадкой берег резко уходил влево. Пройдя вдоль него еще шагов двести, я понял, что нахожусь у самого устья быстрой реки, и решил немного подняться вдоль берега вверх — против течения.
И дно, и берег реки изобиловали округлыми обточенными водой камнями. Поэтому, чтобы следовать вверх относительно течения, я вынужден был карабкаться по валунам. Довольно утомительно для моего возраста и комплекции. Нужно было двинуться обратно, чтобы успеть вернуться домой до захода солнца. С таким намерением я спрыгнул с валуна в реку и тут же, как ужаленный, выскочил на ближайший камень. Вода была настолько холодной, что обжигала, словно расплавленный металл.
Когда ноги отошли от холода, я снова подошел к воде, зачерпнул пригоршню живительной влаги и осторожно попробовал. Она была чистой как слеза, пресной и, так как я давно уже изнывал от жажды, показалась мне удивительно вкусной. Я жадно пил, не думая о том, что вместе с речной водой можно проглотить какую-нибудь заразу или паразита. Утолив, наконец, жажду, я двинулся назад, к лагерю. По дороге я не без радости думал о том, что теперь можно будет ходить на пляж, не отягощая себя излишним запасом воды, а пополнять его здесь — прямо из реки.
Дойдя до лагеря, я валился с ног от усталости. Солнце уже клонилось к горизонту, а нужно было успеть добраться до дома, прежде чем наступят сумерки. Не ночевать же здесь — прямо на пляже. Превозмогая усталость, я подошел к рюкзаку, намереваясь собраться, и увидел, что он лежит не под кустом, где я его оставил, пряча от солнца, а рядом — между кустом и стеной обрыва. Вещи, которые я в него аккуратно укладывал, были в беспорядке разбросаны поблизости. Штормовка тоже лежала не там, где я ее оставил. А креветок, которых я накануне добыл с таким азартом и тщательно под нее спрятал, доедали проворные грызуны и крупные
