– Хозяин неладное задумал, – констатировал умный домовой.

– Неладное и без меня задумали, – возразил Яр. – Прохор, ты в людях разбираешься?

Домовой нахмурился. Кончики длинных ушей растерянно описали дугу.

– Люди всякие бывают, – осторожно заметил Прохор. – Хороших немало, так и плохих в достатке. Хозяйка плохих оченно не любила, на порог не пускала…

– А я из каких?

– Пожалуй, что и из хороших, – подумав, оценил Прохор и тут же прибавил: – Хозяин молодой ещё.

И понимай, как хочешь. Яр напомнил домовому о своём повелении; только прямым приказом и можно отделаться от настырной нежити. Оставшись в одиночестве, он вновь схватился за карандаш, провернул его между пальцами, словно это могло пришпорить вязнущие в тревоге мысли. Крутившийся в голове вопрос – что дальше? – не давал ни сосредоточиться, ни расслабиться. За окном темнело. Яр не решался зажечь свет, и предвечерний сумрак беспрепятственно затапливал кухню.

Сигнальные чары всполошились спустя семнадцать минут после соощения Верховского. Бесшумно ступая по холодному полу, Яр подошёл к двери и осторожно взглянул в глазок. На лестничной клетке переминался с ноги на ногу Мишка Старов – по крайней мере, больше никого не было видно. Сейчас пригодилась бы способность чуять живых, как у высшей нежити… Воспоминание мгновенно опалило память и обратило в пепел неуместные мысли. Нет уж. Человеком быть лучше. Спрятав одну руку за спину, Яр отпер замки.

– Заходи, – тихо велел он, пропуская коллегу в прихожую. Тут же затворил тяжёлую дверь и встал к ней спиной, отрезав посланцу Верховского путь к отступлению. – Ты с новостями или чего?

– Наверное, «или чего», – проговорил Мишка слегка заторможенно. На Яра он смотрел, как на кладбищенское привидение, явившееся ни с того ни с сего посреди многолюдного города. – Мне… мне всё рассказали.

Яр скептически хмыкнул. Не всё. Как минимум, осторожный шеф вряд ли поделился с младшим офицером сведениями про лже-Липатова. А вот про Щукина… Про Щукина Мишке сообщили. На лице у Старова написана была удручённая растерянность, слишком искренняя для подозрений. Стало быть, и Верховский никакой двойной игры не ведёт: человек в таком состоянии не может быть ни соглядатаем, ни убийцей. Яр разжал пальцы, украдкой распуская нити почти оформленного заклятия.

– Проходи. Нечего на пороге разговаривать.

Мишка благодарно кивнул и неловко освободился от ботинок, расписанных белёсыми солевыми разводами. На улице слякотно. От этой мысли почему-то страстно захотелось очутиться на усыпанном белыми гранулами тротуаре, прогуляться хоть до парка, хоть до метро, хоть куда-нибудь. Апатия сменилась острой жаждой действия.

– Вы что-нибудь выяснили за сегодня? – спросил Яр, помогая Мишке начать разговор.

Старов покорно потащился за ним на кухню. Он растерянно молчал, будто очевидный вопрос застал его врасплох; попытался было зажечь свет, но под строгим взглядом коллеги отдёрнул руку. Яр сдержал сердитый вздох и потянулся к кофеварке. Он и сам не то чтобы в здравом уме – а теперь ещё успокаивать товарища по несчастью…

– Верховский мне удостоверение обещал, – вслух припомнил Яр в надежде хоть так разговорить гостя.

– Да? Не сказал ничего, – проронил Мишка. Он уселся у стола и с вымученным интересом заглянул в разложенные бумаги. – Может, хоть лампу сюда принесём? Ничего не видно…

– Можно и лампу, – подумав, согласился Яр. Задёрнул шторы, погрузив комнату во мрак, и негромко окликнул: – Прохор! Слышал? Выполняй.

Домовой проворно приволок из хозяйской спальни настольную лампу, со знанием дела устроил её поближе к розетке и сам воткнул вилку в сеть. Ореол прохладно-жёлтого света озарил и Мишкино лицо, и умную Прохорову мордашку.

– Пущай уж гость дальше сам подвинет, как ему надо, – слегка ворчливо посоветовал домовой и по своему почину скрылся в тенях.

– Сколько ему лет? – озадаченно спросил Старов. В его голосе впервые прорезалось что-то похожее на любопытство.

– Не знаю. Где-то триста, – Яр пожал плечами и поставил перед Мишкиным носом исходящую ароматным паром кружку с кофе. – Во всяком случае, он помнит две мировые войны и ещё одну отечественную.

– Ничего себе… – Старов отхлебнул крепкой горечи, поморщился, но от кружки отказываться не стал. – Умный какой!

– Тётка глупых возле себя не терпела, – хмыкнул Яр. Велико было искушение прибавить: «кроме меня». – Так что, выяснили за сегодня чего-нибудь? Верховский на месте был?

– Ага, был, – Мишка тяжело вздохнул. – Там плохо дело… Возле дороги нашли сына Бориса Андреевича. Я с ним разговаривал… Не с Борисом Андреевичем – с сыном… Нелады у него с головой, короче.

– Вот как, – задумчиво протянул Яр. Стало быть, паренёк по имени Лев, которого он дважды встречал в управских коридорах, вдобавок отпрыск зануды Субботина. Тогда понятно, как он оказался в поле зрения волхва-отступника. – Можно подробности разговора?

– Вот, слушай, – Мишка выложил на стол телефон. – Александр Михайлович разрешил.

Яр кивнул, благодаря за дозволение, и тут же им воспользовался. Старов взамен потянулся к разложенным на столе записям. Воцарилось молчание, нарушаемое шелестом бумаг и голосами, пойманными мембраной микрофона. Противоречия… Мысль о них назойливо зудела где-то на задворках сознания, заставляя вслушиваться в нарочито небрежные интонации. Слишком многое не стыкуется. Брошенный союзник – с убийством Щукина. Взлом сейфа – с угрозами Громову. Клятвы волхва – с мёртвой совестью.

– Допустим, Котика… то есть Льва оперативникам подсунули, чтоб те получили готового подозреваемого и дальше не копали, –