произнес последнюю фразу, что Илону передернуло от ужаса и омерзения.

— Соколы думали, что Стратор поднимет войско и вызволит принца из плена, но куда там. Тиран заявил, что раз его сын попался в лапы рогатым и не смог отбиться, значит, был он не слишком хорошим воином и заслужил то, что получил. Про жену и дочь даже не вспомнил.

— Сволочь, — побелевшими губами прошипела Ксана.

— А через полгода принц сам вернулся во дворец, исхудавший, как голодный упырь, весь в шрамах от ожогов и порезов, в обносках с чужого плеча и с огромным мешком. Говорят, когда он вытряс содержимое к подножью отцовского трона, придворные подняли такой вопль, что едва не рухнула крыша. В мешке оказалась голова Лилит и черепа ее охранниц, в количестве двенадцати штук. Принц поклонился отцу и попросил прощения, что задержался, ибо готовил для него сей ценный дар. Стратор, говорят, сбледнул с лица, но виду не подал. И даже наградил сына за хитрость и отвагу. Но народ все равно запомнил отношение тирана к собственным детям, и не простил. Свергли его спустя два с половиной года с несказанной радостью.

Айрел задумчиво почесал нос и закончил.

— С тех пор верховный господин Разлома и соколиный правитель точат друг на друга зубы. И дай им только повод — нарушат договор с радостью. Поэтому не беспокойтесь за Киру, никто ее так просто не отдаст.

Все замолчали, переваривая услышанное. Витт посмотрел на понурые лица собравшихся — и со вздохом запустил в столовую котят, которые и впрямь радовали одним своим видом, несмотря на хулиганское поведение. А очередная порция чая с медом окончательно взбодрила команду. Илона предусмотрительно плеснула в каждую кружку живой воды. Ксана, помогая Витту с расстановкой посуды, обошла стол и поставила чай перед Василием Ивановичем, так и сидевшим в кресле. Глаза его приняли почти обычный вид, если бы не одна особенность — радужка стала полностью черной.

— Хоть пару глотков горячего сделайте, вы же за весь вечер маковой росинки не съели, — ласково-укоризненно попросила она. — Возможно, ночевать тоже придется в крепости. Завтра доставим вас домой, а ночью Витт за вами присмотрит, когда мы уйдем…

— Спасибо, дочка, за заботу, — улыбнулся ветеран. — Не до еды, когда тут столько интересного вокруг. Хочешь — по Луне гуляй, хочешь — по Юпитеру, а хочешь…

И осекся. Затем протянул руку, дотронулся до плеча девушки и ахнул.

— Вот уж точно пень слепошарый. Как я раньше-то не узрел? Ах, да, раньше я бы и не понял, что именно вижу… Красавица да умница выросла, любо-дорого взглянуть. Он бы тобой гордился.

— О чем вы говорите? — замерла Ксана.

— О прадеде твоем, малютка. Прабабку-то твою Настей звали?

— Настей, — кивнула драконица. — А прадеда Виктором.

— Витька Колосов, товарищ мой. Цвет чешуи у него ну точь-в-точь как у тебя, черный с прозеленью. И глаза твои. Ох, кто бы рассказал мне такое — в жизни не поверил!

— Колосов? — удивилась Эльза, внимательно слушавшая разговор. — У нас нет ни одного рода с таким именем, да и Викторов среди драконов отродясь не водилось.

— Да как же? — возмутился Василий Иванович. — Я сам бумаги видел, после смерти его, когда Насте их передавали. Военный билет, водительская корочка, наградные документы. И похоронка. Отправлять ее было некому, но все равно оформили, для порядка. Виктор Колосов, командир взвода, погиб в звании лейтенанта в двадцать четыре года.

— Военный билет ему могли дворфы напечатать, они мастаки земные документы подделать, лучше настоящих. Никто даже не увидел бы разницы. Как он выглядел? Может, по внешнему виду опознать будет проще?

— А змеюкой хитрой и выглядел, если честно, особенно поначалу, — засмеялся ветеран. — Худой, чернющий, как цыган, взгляд шальной. Волосы еще у него отрастали быстро, только сострижет — через неделю снова хоть в хвост завязывай. И вечно лез в самое пекло, где фашисту нос натянуть, да пообиднее — так он первый в очереди.

Чашка с чаем вывалилась из рук Айрела и со стеклянным звоном разлетелась по полу. Горячий чай плеснул на колени, но дракон даже не обратил на это внимания.

— Не Витька, — оторопело прошептал он. — А Витторио из рода Коловидис. Младший сын вожака черного клана.

— Иди ты! — изумленно раскрыла рот Эльза, а потом уставилась на Ксану. — А ведь действительно похожи. Вот леший! А отец Витторио знает о том, что у его сына жена была на Земле?

— Знает, — подтвердил Василий Иванович. — Потому что как-то вечером показал он мне синюю таблетку, которая порталом становится, и попросил за остальными приглядеть. Отлучиться, мол, надо, с семьей про Настю переговорить. А вернулся под утро злющий, как собака, и сказал, что его семья теперь — это мы…

Он откашлялся, глотнул чаю, затем снова взглянул на растерянную Ксану и улыбнулся.

— Да ты присядь, девонька, в ногах правды нет. Расскажу я все, что помню. Прадед твой ребятам во взводе поначалу не понравился, слишком суетной был, да вспыльчивый. Но мы махнули рукой, вспомнив, что долго в бою такие не живут, и судьба сама все расставит по местам. А потом он в один раз флаг вражеский добыл, в другой — пулемет с боя взял. Было дело, и машину с боеприпасами вывел из окружения, и технику сберег, и себя. Мужики удивлялись, конечно. Говорили, что он явно цыган, хоть и с нашенской фамилией, а у них с удачей свои отношения. Но реальность оказалась интереснее любой выдумки. Стояли мы как-то недалеко от плавней, кругом вода, как у деда Мазая. А напротив через километр немец окопался, на сухом-то берегу. Витька и решил, что надо попытаться прогнать супостатов, посмотрели мы — их человек пять, решили, что справимся вдвоем. Положить-то их положили, но последний, подлюка, успел выстрелить в бочку с бензином.

Василий Иванович удрученно покачал головой.

— Полыхнуло так, что света белого не видать! Я помню только Витькин удар, он меня сбросил в реку, я пока барахтался и выплывал, минут пять прошло, не меньше. Смотрю — дракон выползает из огня, как есть настоящий дракон! Я и сел назад в воду, рот разинув. А он уткнулся мордой в холодную грязь, да стонет так жалобно. Я за Настей сбегал, подумал, она и медсестричка, и девка не болтливая, хоть и молодая совсем, едва девятнадцать годков в ту зиму стукнуло. Вернулись — а ящер на наших глазах обратно в человека и превратился, и сознание потерял. Я, честно признаться, струхнул. Потому что материалистом всю жизнь был и в сказки не верил. А вот Настюха