Наряду с насилием над офицерами, в столице совершались целенаправленные покушения на штатских лиц, имевших значение для ведения войны Россией. Так, 1 марта двое неизвестных застрелили на вокзале начальника Северо-Западных железных дорог, связывавших с фронтом главные транспортные артерии Петрограда, Ф. М. Валуева, который отвечал за бесперебойное движение военных эшелонов к русско-германскому фронту[2644]. 2 марта был обстрелян автомобиль военного министра А. И. Гучкова, когда он вместе с офицером и давним оппозиционным политиком князем Д. Л. Вяземским объезжал восставшие гарнизоны, везде убеждаясь в безнадежности положения. Пуля, предположительно предназначавшаяся министру, смертельно ранила Вяземского[2645]. Сообщение Гучкова об этом происшествии в Думском комитете, который в большинстве своем еще пытался отыскать конституционно-монархический вариант разрешения кризиса, мгновенно внушило членам комитета уверенность, что только отречение царя в пользу наследника престола еще способно стабилизировать ситуацию[2646]; в тот же вечер Гучков с Шульгиным в Пскове изложили общее мнение царю.

Число жертв Великой Российской революции недопустимо занижалось Временным правительством, которое, в стыде и тревоге цепляясь за фикцию «Великой бескровной революции», ради самозащиты пыталось замазать эти «черные пятна». Петроградское телеграфное агентство 10 (23) марта сообщило, что в целом убито и ранено было около 2000 чел., полагая это ничтожной долей от 180-миллионного населения страны[2647]. Всероссийский союз городов насчитал 1443 убитых и раненых, включая 869 военных, но среди них только 60 офицеров[2648]. У комиссии Муравьева общее количество убитых и раненых получилось 1315 чел., в том числе 53 офицера (по данным Ставки, только среди морских офицеров погибло 200 чел.!), 602 солдата, 73 полицейских и 587 граждан обоего пола[2649]. В Петрограде, по официальной статистике, «жертвами революции» пал 181 чел.; 23 марта их торжественно похоронили на Марсовом поле.

Людендорф хотел, успешно развязав в России революцию, обеспечить германской армии «заявку на победу»[2651]. Великая Российская революция, до которой русская демократия довела вооруженное восстание, не оправдала его ожиданий. Конечно, она принесла ВК «в его крайне тяжелом положении»[2652] «значительное облегчение»[2653] и создала для Людендорфа такую «реальность», в которой «общая ситуация существенно улучшилась» и он смог «работать как солдат»: сэкономить «войска и боеприпасы на востоке», произвести «в широком объеме замену потрепанных дивизий на западе лучше сохранившимися дивизиями с востока» и с большей уверенностью ждать «боев на западе»[2654]. Но революция в той форме, какую она приняла, не достигла желанной для 3-го ВК цели — не заставила Россию сменить союзников. Русская демократия заявляла о нерушимой верности Антанте и готовности вести войну до победного конца. Небольшое коллаборационистское меньшинство в социалистических партиях с успехом разожгло революцию и приказом № 1 запустило процесс окончательной эрозии российской военной мощи, однако подавляющее большинство конституционно-демократических сил страны было способно заново сплотить общество и продолжить войну с дополнительной мотивацией — как борьбу ради защиты и сохранения достижений революции против прусско-немецкого порабощения и угнетения.

Поскольку эта борьба могла даже ухудшить военное положение Германии, по мнению Людендорфа, срочно требовалось действовать. Чтобы осуществить задуманные операции на западе, он остро нуждался в «окончательном ослаблении России и мире на востоке»: «Чем основательнее удалось бы ослабить Россию, чем скорее ВК достигло бы мира на востоке, сберегая собственные силы, тем больше пользы это принесло бы для ведения войны»[2655]. В его распоряжении имелся только один фактор — человек, который следил за формированием демократической России с той же ненавистью, что и он сам, и с тем же ожесточением добивался уничтожения России как великой державы. Со времен «июльских баррикад» 1914 г. он один показал себя надежным и преданным в условиях войны союзником. Итак, Ленину надлежало как можно скорее ударить в тыл русскому фронту и тем нанести демократической России смертельную рану — «Россия должна была пасть»[2656].

Отправка Ленина в Россию, которую ВК планировало как важное военное мероприятие на будущее, при таких обстоятельствах стала срочной и решающей акцией. Указ Временного правительства об амнистии, напечатанный своевольным ленинским соратником Стекловым в «Известиях» как явное приглашение, открыл Ленину и его команде прекрасно образованных и оплачиваемых профессиональных революционеров удобную и безопасную обратную дорогу в раздираемую и парализованную борьбой за политическую власть российскую столицу.

«Гениальному маневру»[2658] — засылке в Россию русских пораженцев — посвящена обширная литература. До сих пор она грешила одним серьезным недостатком: исторические исследования опирались почти исключительно на документы гражданских ведомств, из которых одни ставили отправку Ленина себе в заслугу, хотя имели к ней мало отношения или не имели никакого, а другие, сильнее задействованные в этой операции военным командованием, о своем участии стыдливо умалчивали[2659]. О настоящих авторах этого плана, который, ради защиты его участников от огласки, разрабатывался как комплексное разведывательное предприятие, сохранившиеся документы гражданских ведомств и известные (на текущий момент) личные воспоминания участников позволяют лишь смутно догадываться, и уже поэтому работы на данную тему, как и прежде, вызывают споры. За нехваткой источниковой базы специалисты, от Вернера Хальвега до Вилли Гаучи, в конце концов сошлись на том, что возложить ответственность за ленинское путешествие на какую-то одну личность невозможно, речь идет, скорее, о различных замыслах, которые, пересекаясь друг с другом, произвели столь удивительный результат[2660].