– Тогда давайте учиться клеить и носить парики. Как вам такая идея? Прошу.

Незнакомец раскрыл дипломат. В нем, на внутренней стороне крышки, было закреплено зеркало. А в отделениях лежали волосы и какие-то баночки-скляночки.

– Садитесь. В ногах правды нет.

Президент сел. Уставился в свое помятое, покрытое щетиной отражение, которое мало напоминало его же на телеэкранах – гладенького, подтянутого, уверенного в себе. Здесь он уже не был гладеньким, не был подтянутым и точно не был уверенным в себе. Здесь он был никаким.

– Повернуться можно? И голову чуть выше.

Незнакомец очень быстро и профессионально накинул на голову Президента парик, потом приклеил усы и бороду. Пока «на живую нитку». Отошел. Посмотрел. В паспорт.

Да, похож. Ну, а в детали никто всматриваться не будет. И за бороду дергать. Кому это надо?

– Пока это только примерка. Но вы походите, попривыкните к вашему новому облику. Потом мы всё это посадим на клей, так, чтобы не отодрать. И еще – походка, жесты. Их лучше сменить. Не надо ходить вот так…

«Охотник» прошелся по заимке туда-сюда, копируя образчик.

– Я что, так хожу? – удивился Президент.

– Да, именно так вы и ходите. Узнаваемо. А теперь будете по-другому. Для этого вам надо потренироваться. До автоматизма. Встаньте, пожалуйста… Пройдитесь… Вот эту руку лучше засуньте в карман. А то вы ей размахиваете… Похоже. Шаг – у́же. И не надо идти так уверенно. Вы нынче не Президент и даже не Губернатор. Вы – рядовой россиянин с набором типовых проблем, которые его гнут к земле. Можете даже немножко сгорбиться… Еще…

– Но так неудобно.

– Зато для здоровья полезно. И продолжительности жизни.

Как-то очень быстро Незнакомец перешел на командный тон. Быстро и незаметно. Хотя, наверное, так и должно быть – командует тот, кто лучше владеет обстановкой. А он – владел. А то, что его «приятель» был Президентом… так ведь это – был. А теперь вот с усами и бородой. И должен вживаться в земной образ. Который «от сохи».

– Еще пройдитесь. Еще… Вот так уже лучше. Можете к Тимофею присмотреться, запомнить, повторить его жесты. «Срисовывать» всегда проще, чем придумывать. Глазами лучше не стрелять. Взгляд привлекает внимание. А он у вас… как бы это сказать… господский. Так баре смотрят на холопов, с чувством своего над ними превосходства, хоть даже и любви. А людям это не нравится. Можно и схлопотать. Охраны-то вокруг нет, защитить вас некому. Так что спрячьте поглубже «свои голубые крови», чтобы вам красную не пустили. Ну, или хотя бы пригасите. В революцию многих таких аристократов на штыки подняли из-за взгляда, позы или оборота речи. У революционных матросиков взгляд на них был сильно набит – в момент в толпе вычисляли по посадке или поворотам головы. Выцепляли и к ближайшей стеночки прислоняли. Ныне, конечно, не такие времена, но побить-покалечить могут. Да и мелкой власти – разным вашим полицейским и ОМОНам, такие «гляделки» не нравятся. Так что поменьше надо вокруг смотреть и побольше под ноги. Чтобы не споткнуться.

– А вы?

– А я умею. И ходить и смотреть. Потому что учили.

Незнакомец вдруг посуровел, бровки сдвинул, согнулся чуть, ручки расставил, словно всю жизнь топором махал, ноги к полу припечатал тяжело, мыски свел, закосолапил чуток. Но, главное, взгляд стал не то чтобы тупым, но каким-то скучным и чуточку злым. Хыкнул характерно. Пошел вразвалочку, из-под бровей поглядывая. Полено поднял. Глянул вопросительно, мол, чего дальше-то?

– Тимофей! – ахнул Президент. – Вылитый.

Хотя ведь бороду не клеил, морщины не рисовал, одежду его не надевал. Но общий облик, ощущение от человека схватил и напялил на себя как костюм, как кожу его.

– Как вы так… смогли? Просто как артист народный.

– Жить захочешь – не тому научишься. А вы, я думаю, жить – хотите. Вот и тренируйтесь. Нам на днях из этой берлоги на божий свет выбираться. Потому что если долго сидеть, если ждать, пока вы волосами обрастете, можно сильно опоздать. Ходите… Смотрите… Стройте рожи… Говорите… И парик с усами не снимайте. Привыкайте к новому вашему обличью. Через два дня вы должны стать другим. Не собой…

* * *

– В настоящее время Президент России находится на отдыхе в одной из загородных резиденций. Он активно занимается спортом, бегает, плавает, играет в волейбол и городки, совершает пешие прогулки.

Ну, а что? Он не человек – отдохнуть от трудов праведных не может? Ну, не шахтер же в забое. Даже те выходные имеют. Потому что право на отдых закреплено для граждан России в Основном Законе.

– При этом Президент совмещает приятное с необходимым, то есть просматривает документы, встречается с членами Правительства, участвуя в решении важных государственных вопросов.

То есть все-таки как в забое… И тут же «картинка»: Президент жмет руку Премьеру. И еще одна – выслушивает доклад одного из министров, внимательно заглядывая тому в глаза и кивая… И еще – наставляет на путь истинный другого, хмурясь и что-то выговаривая. Не конкретное. Не по существу.

– Из спецархива ролик?

– Из него. Там много таких записей, – кивнул бородатый мужик. По паспорту – Семен Михайлович Михайлов. Уроженец… не важно чего. Холостой, бездетный, с пропиской у черта на куличках, куда запросу полмесяца идти и там – пропасть.

– Помогает массовка?

– А куда они денутся?..

– Значит, отдыхаете вы нынче? От забот государственных.

– Отдыхаю, – поморщился «Семен Михайлович», обводя злым взглядом заимку.

Подошел Тимофей. Тронул его за плечо. Покачал головой. Показал на стол. Где стояла грязная миска. Показал на таз с водой…

Ну да, забыл «Семен Михайлович» прибрать за собой. Забыл, что не в Резиденции, не на Дальней Даче. Где никогда за собой не прибирал, ни посуду, ни одежду, и даже ботинки не протирал. Потому что на то есть специально обученные люди. На хорошем окладе. Которые моют, гладят, перестилают, прибирают. Потому что – полное государственное обеспечение. А кто-то и спинку в баньке трет, чтобы не напрягаться. Но уже из высокопоставленных. Ну, нет у него для обычных людей навыков. Не приучен он. Такая беда.

– Ну? – пошевелил губами Тимофей.

– Не злили бы вы его, Семен Михайлович. Он ведь не слуга, чтобы за других миски скрести, – тихо сказал «охотник». – Он под то не подписывался. Осерчать может. Мужик он нервный.

– Да-да, я понимаю, я сейчас.

И «Семен Михайлович», лично сам, своею собственной рукой, взял грязную миску, кружку и ложку, отнес к тазику и помыл холодной водой, тряпочкой и золой. До ослепительного блеска. Может быть, впервые за несколько десятков лет.

Потому, что прибирать за собой надо, и посуду мыть тоже.

Потому, что слуг тут нет, а с Тимофеем сильно не поспоришь!

* * *