– С этими проводами одна морока: оборвался – связи нет, – мудро заметил Ванзаров. – Рассчитывать, что у вас запрятан секретный телеграфный аппарат, было бы слишком смело…

– Очень жаль… – Доктор без церемоний стал запирать зал. Потеря телефонной связи с миром его мало беспокоила.

– А ближайший телефонный ящик в Сестрорецкой конторе… Или в полицейском участке, – добавил Ванзаров. – Наверное, уже поставили.

– Не советую идти ночью в город. Метель усиливается, ветер, а провожатого у меня нет. А в одиночку с масляным фонарем, того гляди, пропадете в заливе… У нас такое бывало. Если, конечно, особой срочности нет…

– Срочность есть. Но в ледяную могилу что-то не хочется…

– И какая же у нас тут срочность? Кругом покой…

– Здесь готовится убийство, – ответил Ванзаров. – Самое настоящее. Сродни тем, о раскрытии которых вы так любите читать…

Всем видом доктор показывал глубокое сомнение. Вероятно, общение с нервными больными научило его не слишком доверять сильным словам: скорее всего, бред или фантазии.

– Но этому можно помешать. Если установить один факт.

– Какой же? – спросил Могилевский. – Я могу быть вам полезен?

– Общались с мистером Мавериком по-английски?

– Зачем? Он отлично говорит по-русски…

– На нет и суда нет, как говорится. Пора дать вам покой, завтра день будет горячим…

Могилевский мог только трагически закатить глаза: что ему остается. Гости делают что хотят – за все заплачено…

– Совсем забыл! – Ванзаров вернулся, к большому неудовольствию доктора. – Что за чудище с топором у вас тут бродит?

– Это милая, трудолюбивая и совершенно безобидная человеческая личность, – как бы с укором ответил Могилевский. – Если хотите – наш талисман. Да, ею недоумки-гости пугают детей. Да, вид у нее своеобразный. Но душа чистая и беззлобная. Природа жестоко пошутила над ней, медицина тут бессильна. Она ни на кого не обижается, а трудится за троих… Ее зовут Катерина, Катенька, но к ней прицепилась кличка Кабаниха. Если вам угодно…

Как всегда, в подобной ситуации попадания в моральный просак, в который Ванзаров попадал частенько и внезапно, ему стало стыдно. Мучительно стыдно. Стыдно до красных щек. Ведь когда надо, психологика смолчала, негодная. Он пробормотал извинения и, к великому облегчению доктора, оставил его одного.

Записная книжка Г. П.

Эти записки, дорогая Агата, я нарочно пишу так, чтобы вы ощутили в них горячее дыхание жизни. Когда они достанутся в ваши милые руки и вы начнете читать их, как книгу, конечно, все уже будет кончено. И я буду знать финал. Наверное, от этого будет легче. Но пока все, что происходит у меня на виду, становится настолько чудовищным, что меня так и подмывает бежать, бросив все. Пусть я верну все деньги, но не буду видеть этого безобразия, которому я не в силах помешать. Одно скажу, дорогая Агата: в Россию я больше ни ногой. Ни зимой, ни летом, ни осенью, ни весной. Никогда! И вам не советую. Это глубоко варварская страна…

Только представьте. Когда кончился весь этот дурно разыгранный цирк с проигрышем всего состояния, господам негодяям этого оказалось мало. Как видно, я не до конца изучил глубины человеческой низости. Оказывается, покупатель той самой украденной вещицы – господин Веронин, якобы проигравший состояние, был еще и продавец. Только продавал он не что иное, как свою… дочь. Да-да, милая Агата, не падайте в обморок. После отмены крепостного права, кажется, лет десять назад, в этой стране так и сохранилась работорговля. Только теперь она обставлена по-другому. Опишу вам, как это выглядит по-русски.

Господин Веронин вызвал мистера Маверика на матч-реванш. Тот согласился, но спросил: на что будет игра. Веронин предлагал ему, как я понял, дом и какую-то загородную виллу под название «datcha». Нечто русское в дворянском стиле, очевидно. Но Маверику было все мало. И тогда он предложил Веронину поставить барышню Марго. Поначалу Веронин возмутился, отказывался, но в конце концов сумма в миллион долларов его сломала. Завтра они будут играть на живую человеческую душу. Не хочу думать, что ждет молодую девушку в случае проигрыша ее отца. Возможно, если я смогу сообщить, власти примут какие-то меры. Хотя бы для того, чтобы об этом безобразии не узнали в Европе.

Все это было настолько возмутительно, что, кажется, я вспылил и счел за нужное удалиться. Немного поразмыслив, я нашел, что это может иметь несколько объяснений.

Во-первых, девушка Марго – не дочь Веронина, а нечто вроде его наложницы. Простите, дорогая Агата, что вынужден писать такое. Но сейчас я в России. Если так, это удобная ширма передать ее покупателю – этому Маверику. А расчет произойдет тихо и без свидетелей. Во-вторых, это может быть чистый обмен: драгоценность на девушку. Это нельзя исключать. Не знаю, сколько в России стоят подобные красавицы, но я бы не поскупился, если бы имел возможности (зачеркнуто).

И, наконец, это может быть то, что я видел своими глазами. А именно: отец ставит свою дочь на кон богатому и удачливому противнику. Пусть и старик. Последняя версия хороша своей звериной жестокостью, что очень по-русски. Но плоха тем, что разрушает мое логическое построение. Ведь если Веронин не покупатель украденной драгоценности, то тогда Маверик не ее продавец. Чего быть не может. В противном случае мои умственные способности будут глубоко уязвлены.

Мне остается уповать, что когда-нибудь я впишу в эти записки финал и будут знать правду. Пока мне остается делать ставки ради вашего удовольствия, дорогая Агата.

Одно меня радует: нашлось разумное объяснение вызывающему поведению Марго с отцом (или не отцом вовсе?). Как поступить барышне, если ее продают, словно рабочую скотину? Но не могу больше об этом…

Что еще вам описать? Погода за окном ужасная. Это не метель, а какое-то светопреставление. Снег бьется крупными комками, ветер воет так, что кровь стынет в жилах. А ночь непроглядна и темна, три не три ледяное окошко. Не найти лучшей погоды для преступления. Кажется, эту ночь я буду спать в одежде и с «браунингом» наготове. У меня дурное предчувствие. Простите, что пишу это. Будущее покажет, насколько моя интуиция меня не подводит.

Не желайте мне доброй ночи, дорогая Агата…

К ночи пансион протопили до домашнего уюта. Под напором непогоды двухэтажный дом стоял прочно и надежно, чуть поскрипывая, в нем было мирно и уютно.

Прежде чем подняться к себе, Ванзаров задержался в бельэтаже. Лилия Карловна жаловалась своей племяннице с редкими всхлипами. Из комнаты Веронина доносился кашель. Супруги Стрепетовы весело проводили время со смешками и кряхтением матраца. У двери Марго он задержался, но беспокоить девушку не посмел: кажется, она спала. Из номера Францевича слышался скрип половиц – ротмистр расхаживал в тяжких раздумьях. Навлоцкий звенел посудой и тяжко вздыхал. Ванзаров не забыл проверить камердинера: Лотошкин был у себя.