— Нам переговорить надо, — серьезно сказалПавел. — А ты его посторожи. Хоть он никакой и уже успел в штаны наложить,оставлять его без присмотра ни к чему. Держи пистолет, начнет дергаться,засвети в лобешник.

Я попробовала возмутиться:

— Чего это я его сторожить должна? И что это у вас отменя за секреты? С чего это вдруг? И потом, я есть хочу.

— Так все равно еще ничего не готово. Думаю, ты мне втакой малости не откажешь и возражать не будешь, — и они ушли, пока я всееще соображала, возражаю я или нет. Я все-таки высунулась вслед за ними иполюбопытствовала:

— А что мы с ним делать-то будем?

— Вот сейчас и решим. Для начала поспрашаем.

— Павел, ты ведь ничего такого, — грозно началая, — в гестапо я играть не буду. Понял? И тебе не дам. Я даже думать нехочу, что ты можешь…

— Какое гестапо, Юлька? Мы ж не звери. Спустим с негошкуру и домой отпустим.

— Мне твои шутки не нравятся.

— Ладно, убьем вполне цивилизованно, по-людски.Устраивает?

— Павел, — укоризненно сказала я, но он меняперебил:

— Да уйди ты наконец.

— Не ори на меня, — решила я обидеться.

— Я тебе где велел быть? Иди, пока я добрый.

— Хоть Мотя и подлец, — начала я, тут Витек влезнеожиданно:

— В гестапо Мишка любил играть. Да вот отыгрался…

— Вы долго будете базарить? — начал злиться Павел.

— А как вы его поймали? — спросила я.

— Гиви, выкинь ее отсюда. Она до завтра будет вопросызадавать.

— Не надо меня выкидывать. Я сама уйду, — Павлазлить не следовало. Я вернулась к Моте.

Смотреть на него желания не было, и я в сторонке уселась надиване и томилась. Мотя вдруг стал каким-то синим и еще больше задергался. Тутя сообразила, что его, видимо, тошнит, и к двери кинулась.

— Павел, — позвала, — рот ему освободи. Емуплохо.

— Да хорошо ему, хорошо.

— Он же захлебнется.

— Подходящая смерть для такой свиньи.

— Как хочешь, а тряпку я сниму.

— Он матерится так, что уши вянут.

Материться Мотя не стал, может, просто не мог. Его долгорвало. Я ведро нашла, но пока искала, Мотя уже голову назад откинул,часто-часто дыша.

— Конечно, не очень красиво с твоей стороны пачкать полв чужом доме, — заметила я, — но, пожалуй, не один ты виноват.

Воняло премерзко. Я подумала, что мне здесь жить, хоть инедолго, выходило, что придется все здесь убрать. Я за тряпкой сходила. Мотя кэтому времени совсем оправился и заговорил. Ничего интересного. Мне это быстронадоело, я на него тряпкой замахнулась и пригрозила:

— Будешь гадости говорить, позову Гиви, он тебе опятькляп затолкает.

Мотя замолчал. И тут случилось то, чего я никак не ожидала.Выражение его лица враз переменилось, даже глаза засияли, и улыбка на губахбыла такая… Смотрел он на мой медальон.

— А я ведь эту игрушку знаю, — сказал он.

Этого не могло быть. Но я испугалась. Он увидел мой страх ипонял, что попал в точку.

— Так вот в чем дело… как же я сразу… ах ты, сука!..

— Заткнись, — сказала я, выпрямляясь, —заткнись и, может, жив останешься… Я тебя сейчас развяжу, смоешься через окно.

Я распутала веревку, Мотя поднялся, повернулся ко мне,злорадно улыбаясь, сделал шаг и вдруг понял. Испугался, крикнул:

— Павел!..

Но я завизжала на полсекунды раньше, перекрывая его вопль,выстрелила и сползла на пол, видя, какой тошнотворный вид приобрела стенанапротив. Мужики влетели в комнату с оружием в руках. Я сидела, вытаращив глазаи лишившись дара речи.

— Черт, она его пришила, — выругался Павел, —ну что за баба. Просили тебя?

— Ты сам сказал, — с трудом ответила я, —будет дергаться…

— Он что, дергался?

— А что он, по-твоему, делал? — заорала я, а потомзаревела.

— Это ты, дура несчастная, его развязала?

— Что я, с ума сошла? Я убирала за ним, а он вдруг каквскочит, толкнул меня, а пистолет на диване, и я… — тут я заревелапо-настоящему.

— Ну вот, какого черта я его сюда тащил,по-твоему? — злился Павел.

Я только плечами пожала.

— И что теперь делать прикажешь? Как убийцу искать?Надо же так все испортить…

— Чего ты орешь? Я что, в охранники нанималась? Из-завас, придурков, в тюрьму сядешь… — тут я так перепугалась, что побледнела ивознамерилась упасть в обморок.

— Эй-е-ей, — направился ко мне Павел, — тыменя пугать завязывай. Шлепнула, и черт с ним. Не велика потеря. Ещекого-нибудь поймаем. Надо его зарыть где-нибудь. Кончай реветь, лучше здесь всевымой.

Конечно, после всех этих событий ужинать мне расхотелось. Явилкой салат ковыряла и грустила. Несколько раз реветь принималась.

— Не дойму, как он развязаться мог, — никак нежелал успокоиться Витек, — я ж проверял, все путем было.

— Откуда мне знать. Гиви вон цепи рвет… Я его неразвязывала, и замолчи лучше. Без тебя тошно. — Я заревела, отодвинула отсебя тарелку и сказала:

— Домой хочу.

— Кончай ныть.

— Тебе хорошо, а мне людей убивать непривычно,переживаю. И вообще, переубивали вроде всех, и пора нам на заслуженный отдых.

Павел молчал, и я к нему полезла:

— Павел, поедем ко мне, не хочу я здесь. Или опасноочень?

— Не опасней, чем раньше. Мотя покойник.

— А дружки его?

— Что дружки? У них теперь не о том голова болетьдолжна.

— Так и поедем тогда, не хочу я здесь ночевать.

— Что так?

— Боязно, — поежилась я.

— Мотю, что ли, боишься? Так он в лесочке зарыт.

— Вот и боюсь.

— Привидения, что ли?

— Замолчи. Разве их ночью поминают…