В доме повторилась сцена недельной давности: мужикирасселись в креслах по кругу и уставились на меня. Правда, сейчас не былоМишки, и это не очень огорчало.

— Ну? — сказал Павел.

— Что ну? — передразнила я.

— Первый муж был автогонщик, и ты гоняешь на машинах,второй — мент, и ты палишь из пушки, точно киллер. Так, что ли?

— Не совсем, — пожала я плечами.

— Может, расскажешь что-нибудь? Выстрелила случайно и сперепугу попала.

Я томилась, переступала с ноги на ногу и пол рассматривала.Спросила:

— Подробно или коротко?

— Чего ж коротко. Время есть. Давай подробно.

— Ладно. Когда я училась в университете, наш декан…надо объяснять, кто это?

— Перебьемся.

— Хорошо. Ну, вот, наш декан, в прошлом сам спортсмен,окончательно свихнулся на спорте. Если ты не КМС, о хорошей жизни и мечтать нестоило. А я ленива. Бегать, прыгать не люблю. Потому и выбрала такой видспорта, где много двигаться не надо. Все? Или подробнее?

— Та-а-ак, — сказал Павел. — Может, ты намзаранее что-нибудь поведаешь о своих талантах?

— Ну, не знаю. Вроде бы Бог не обидел. В теннис играю.Прилично. В карты мне всегда везет. В «очко» со мной лучше не садитесь, это явас по-свойски предупреждаю, потому как мы теперь вроде бы подружились, а своихграбить грех. Пою. Я ведь вам пела? Вроде бы все…

— Карате, дзюдо? Может, ходишь сквозь стены? —ядовито поинтересовался Павел.

— Нет, ничего похожего, — заверила я и тожесъязвить решила:

— Вы как будто моей биографией интересовались.Помнится, ты тыкал в Гиви пальцем и велел узнать все. Чего ж узнавали плохо?

И тут Гиви удивил меня в третий раз, не иначе каквознамерился попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Глядя в пол, он вдруг брякнул:

— Павел, она красивая баба.

— Вижу, не слепой, — хмуро отмахнулся тот.

— Ты не понял. Когда дурацких рож не строит, онадействительно красивая баба. Я за ней наблюдал. От нее… током шарахает, вотчто…

— Ага, — хмыкнула я, — как от розетки.

— Павел, она — левая, — не унимался Гиви.

— Я и не скрывала, что левша, только вы не спрашивали…

— Ты мне дуру не гони…

— Я на месте стою и вообще не двигаюсь.

— Заткнись, — сказал Павел, меня дважды никогдапросить не надо.

— Павел, говорю тебе, она левая. Неспроста все. И нервыу нее железные, а выдержке мужик позавидует. Ты мне скажи, ты многих людейвстречал, чтоб могли тебе в глаза смотреть? А эта смотрит. Моргает, как собака,и смотрит.

— Может, я просто не знала, что нельзя, — решила явмешаться.

— Раздевайся, — вдруг сказал Павел.

— Что? — не поняла я.

— Раздевайся. Обыщи ее, Гиви.

— Не буду, — взвизгнула я.

— Заткнись, пока не убил.

И я стала раздеваться. Гиви потрошил одежду, проверяя каждыйшов.

— И что ты ищешь, интересно? — спросила я, но былотак стыдно, и вообще я не выдержала и заревела от обиды. Так мне горько стало,что они со мной такие гнусности проделывают, а я ответить достойно не могу.Слезы по моим щекам катятся, я зубы сцепила и в пол смотрю. Сначала Гивиприцепился к медальону. Странно, что он его раньше не заметил.

— Это у тебя откуда? — спросил.

— Можно подумать, это бивень слона или яйцо динозавра.Мне этот медальон друг подарил. Уезжал в Канаду на новое место жительства иподарил. Сказал, привез из армии. Что тут особенного?

— Ничего. Смотри, Павел, — не унимался Гиви,разворачивая меня спиной. — Как думаешь, что это за след?

— Пуля, — сказал Павел, голос мне не понравился.

— Это под лопаткой, что ли? — решила вмешатьсяя. — Никакая это не пуля, спятили совсем. Я сейчас объясню. Когда мне былоодиннадцать лет, мы играли на стройке. Я упала и угодила на металлическийштырь. В реанимации лежала. Врачи опасались за мою жизнь, У меня домамедицинская карта, там все написано, можете прочитать.

— Менты еще не такие штуки проделывали, — заметилВитек, а его-то кто спрашивал?

— Еще что-нибудь? — спросила я, шмыгнувносом. — Или можно одеться?

— Оденься, — устало сказал Павел. Но Гиви там, вподвале, видно, последние мозги отшибло, он твердил как заведенный:

— Павел, она водит машину лучше, чем Витек, стреляетлучше меня и, извини, Павел, соображает быстрее, чем ты. На ней медальон изстреляной гильзы, на спине след от пулевого ранения. Кого мы имеем, Павел? Ичто мы вообще делаем в этом городе?

— Мы мочим наших братьев, — грустно заметил Витек.Чего это он сегодня разговорился?

Павел сидел хмурый и пугающе молчаливый. Поднял голову,взглянул в упор и вдруг спросил:

— Ты кто?

— Как это? — опешила я.

— Я тебя спрашиваю, кто ты?

Я тяжко вздохнула:

— Что за напасть. Агент парагвайской разведки 008. Бьютоком, как розетка. А на унитазе подолгу сижу, потому как у меня в нем рация.

— Не смешно, — сказал Павел, — будет оченьбольно.

Тут я опять заревела, потому что испугалась, и сказала:

— Я говорю правду, а ты мне не веришь. Почему ты мне неверишь? Что я сделала такого, чтоб ты мог меня подозревать? Подозревать, что яхочу тебе вреда? Я хоть раз сделала что-то, чтобы помешать тебе? Я только иделала, что спасала ваши задницы. Не я виновата, что все против меняоборачивается. И ты не хочешь мне верить. Что бы я ни сказала, все будет противменя, потому что ты не хочешь мне верить. И ничего я с этим поделать немогу, — тут я так разревелась, потому что испугалась очень, ну и от обиды,конечно. Павел поднялся, подошел ко мне и сказал:

— Если ты левака давишь, скажи сейчас. Я прошу.Клянусь. При мужиках говорю: прощу и зла держать не стану. Менты?

Я всхлипнула, посмотрела жалостливо, его за руку схватила исказала, чуть не заикаясь:

— Павел, пожалуйста, поверь мне…

— Менты?