Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не понял, что в социальных сетях стало на один профиль меньше, что со школьных фотографий исчезла одна детская мордашка, а из всех записей — одно имя. Следы подтёрли очень искусно. Хотя, строго говоря, какие может оставить следы тот, кто никогда и не появлялся на свет?
Печально, но правда — мир продолжил жить, как ни в чём не бывало. И Женя поняла это довольно быстро. Она не была уверена в том, сколько именно времени провела в лесу, снова и снова пытаясь ощутить хотя бы слабое дуновение ветра. Кажется, не так много, потому что посёлок только-только просыпался; улицы практически пустовали, не считая парочки лениво движущихся автомобилей, и только бездомные собаки бежали куда-то, вынюхивая пищу. Женя шла, не чувствуя ног, с абсолютно потерянным видом, силясь отыскать хоть какой-то намёк на переполох. Не было ни скорой, ни полицейских машин. Как будто бы никто не знал о том, что прямо у них под носом случилось убийство. Но мама-то должна переживать, верно?
Девушка пересекла мост и скоро дошла до ворот дома. Осторожно вошла во двор (задвижка не скрипнула под её руками) и торопливо подбежала к двери. Ещё заперто. Женя метнулась к окну и чуть не расплакалась, увидев, как отец уплетает пирожки за обе щеки. Кажется, с картошкой. Женя принюхалась, но ничего не почувствовала. Проклятье! Теперь не то, что поесть, даже уловить аппетитный запах не получится!
— Папа! Папа, я здесь! — девушка закричала, размахивая руками, и на всякий случай несколько раз попрыгала на месте. Пётр Константинович прищурился, глядя в раскрытое окно, а затем поднялся из-за стола.
— Ветер, что ли… — пробормотал он, закрывая форточку. Ни единого взгляда на Женю. Девушка в ужасе приникла к стеклу, которое ни капли не запотело от её дыхания, и ужаснулась, увидев фотографии. Её на них не было. Ни на одной!
Как будто она вдруг стала Гермионой, вынужденной уничтожить воспоминания о себе. Да уж. Всегда хотелось побыть кем-то из Гарри Поттера. Но не такой же ценой!
— Проклятье… Папа! Папа, открой! Я здесь! — Женя изо всех сил забарабанила ладонями по окну, но что может сделать бесплотная душа? Усилия были напрасными. Никто ничего не услышал.
Окончательно выдохнувшись, девушка обессиленно сползла вниз по стене и заплакала, как ребёнок, некрасиво морща лицо и обнимая себя за плечи.
* * *
С самого утра Алексей мучился от боли неясного происхождения в области грудной клетки. Дышать было тяжело, поэтому первые несколько часов он провёл в постели, озадаченно трогая свои рёбра и пытаясь сделать безболезненный вдох.
— Ты есть будешь? — брат вошёл в комнату без стука и сложил руки на груди. Алексей отстранённо отметил, какие у него, оказывается, большие круги под глазами.
— Ты сегодня вообще спал?
— Отвечать вопросом на вопрос нечестно, — хмыкнул Кирилл, метнул в Алексея плюшевого медведя и вышел из комнаты.
Он спал. Около часа. Но сначала закопал нож и перстень под тем деревом, в которое ударила молния, а после окольными путями добрался до дома. Сложил одежду, перепачканную грязью и кровью, в какой-то пакет, и заснул в своей кровати, мучаясь от озноба и головной боли. Его тошнило.
Во сне Кирилл увидел пустующий знакомый зал. Он пытался убедить себя прикоснуться к трону, но так и не сделал этого. Просто стоял и тупо смотрел, так долго смотрел, что глаза начали слезиться. А потом провалился в бесконечно глубокую яму и очнулся, разбуженный мерзким щебетанием птиц. Пакета с одеждой в комнате не было.
— У меня всё получилось, — шёпотом произнёс Кирилл, стоя перед зеркалом в ванной. А затем вдруг сгорбился, будто сломался пополам, и сдавленно зарыдал.
* * *
Женя пришла в себя через несколько часов. Поднявшись, она медленно побрела прочь, минуя двор и ворота, не имея никакой цели своего пути. Дом молчал, глядя ей вслед пустыми глазницами окон. В нём не было магии — по крайней мере, девушка её больше не чувствовала. Он стал просто постройкой, чуть более старой, чем все остальные, стоящие рядом с ним.
Женя шла вперёд, не обращая внимания на снующих людей. Они тоже не замечали её и иногда проходили сквозь; тогда девушка ощущала странный холод, пробирающий до самых костей. Только бродячие кошки смотрели на неё с недоверием, щуря зелёные глаза, и угрожающе мяукали.
— Ну, ну, — устало бормотала Женя. — Не орите. Я теперь, вроде как, пустое место.
Единственная мысль билась у неё в голове, не давая покоя.
«Почему я всё ещё здесь?»
Может быть, ей остались считанные часы до полного исчезновения? Или это такая своеобразная насмешка смерти? Броди, сказала, по свету, неприкаянная душонка, майся от тоски, не принятая ни раем, ни адом, ни небытием, и жди непонятно чего. Кошмарная участь, если подумать.
— Лучше бы я совсем умерла, — уныло прошептала Женя, останавливаясь на главной площади в тени раскидистой берёзы. У неё не осталось сил даже на плач — только на бесполезные причитания и скорбные вздохи.
Над головой раздалось воронье карканье, а затем прямо на плечо девушки спикировал огромный чёрный ворон. Женя взвизгнула и споткнулась, еле удержавшись на ногах. Птица осторожно слетела на землю и остановилась, внимательно глядя в её лицо умными глазами-бусинками.
— Ты меня тоже видишь? А проку? Сказать-то ты об этом не можешь, — печально проговорила Женя. Птица качнула головой и каркнула.
«Другим не могу, — раздался в голове девушки глубокий мужской голос, — но с вами, госпожа, у меня есть отдельный разговор».
Женя недоумевающе уставилась на ворона.
— Это ты сейчас?..
«Я. Не пугайтесь. Вероятно, это во многом моя вина, — голос зазвучал виновато, а птица опустила голову. — Не стоило запирать ваши воспоминания. Но я полагал, что этим смогу уберечь вас от гибели… А теперь у нас мало времени. Поэтому, пожалуйста, не обижайтесь на то, что я использую столь… быстродействующий метод».
Голову пронзила острая боль. Женя крепко зажмурилась, пальцами надавив на виски, а затем упала на колени и широко распахнула глаза. Образы пронеслись перед ней как страницы раскрытой книги. Амбарный замок, висевший на дверях мысленной библиотеки, с грохотом сорвался вниз. Встреча с фамильяром в квартире, автомобильная авария и — голос, точно такой же, как сейчас. Успокаивающий. Напоминающий о том, чтобы она вспомнила обо всём, когда придёт время.
— Оддманд! Чтоб тебя, какого чёрта?
«Виноват, госпожа. Давайте отойдём в более безлюдное место. Я искренне устал быть птицей».
Всё
