— Дайте лошади, — уверенно велела я. — Она встанет.

У воина глаза на лоб полезли.

— Делай, что велено, — в голосе Господаря послышался интерес.

Воин поклонился, подхватил ведро и вышел вон.

— Если лошадь встанет, — произнесла я, переводя дух и сама изумляясь своей смелости, — эту настойку я вам отдам. Только вам. Вы будете ее хранить и пить сильно разведенной. Капля настоя на кружку. И все пройдет — даже если яд будут вам продолжать давать. Но лучше б вам его больше не принимать!

На пороге ванной появилась Лиззи, серьезная и молчаливая. Приволокла ведро с горячей водой. Пыхтя от усердия, она донесла его до ванны и… я не видела, но, кажется, Господарь приподнялся, взял у нее воду и вылил ее себе в ванну.

— Твоя дочь? — спросил он, когда Лиззи с таким же непроницаемым выражением лица отправилась прочь с опустевшим ведром.

— Н-нет, — промямлила я. — Дочь моего мужа. Прижил с какой-то женщиной. Имя ее мне неведомо.

— Прижил и тебе отдал? Хм… А сам он где? — в голосе Господаря прорезалось презрение. — Да и что это за муж такой. Дом стоит в упадке, семья ютится в крохотной избушке…

— Муж мой велел выгнать нас обеих на мороз, — тихо ответила я, перебирая край фартука. — Это мой дом, не его. Тут год никто не жил.

— Ты была дурной женой? — строго спросил Господарь.

— Не думаю, — ответила я. — Я… не успела толком побыть женой. Всего год мы прожили. Я забеременела…

— И где же твой ребенок?

— Я не выносила, — тихо ответила я.

Господарь помолчал. Кажется, он разглядывал меня.

— Ты выглядишь достаточно крепкой, — заметил он. — И не так уж мала, чтоб ребенка не доносить. К тому же умелая травница. Как же вышло, что себе не смогла помочь?

— О, нет, — от его прямых и неуклюжих вопросов защипало в носу. Слеза скатилась по щеке, и я быстро ее вытерла, чтобы никто не заметил. — Это не из-за моей хрупкости. Просто тяжелая работа и голод сделали свое дело. Я сама едва не умерла…

— Тяжелая работа? — в голосе Господаря прозвучал закипающий гнев. — Голод?! В моих землях так голодно, что беременные женщины вынуждены добывать себе кусок хлеба тяжким трудом?!

— Нет, — ответила я. — То не ваша вина, Господарь. В ваших землях все благополучно. А в сердцах некоторых людей — нет. Мой муж и его мать нарочно решили со свету меня сжить. Вот и заставляли работать, а кормить забывали. Словно шелудивую скотину.

— Зачем?! Если неугодна, так проще дать развод.

— Ага, развод! — на пороге вдруг снова появилась сердитая Лиззи. Подслушивала! — Какой же развод, если они у сестрицы Бьянки все добро отняли? Его отдать надо при разводе, а они успели его прожить.

Господарь усмехнулся, разглядывая Лиззи.

— А он, — пылко продолжила Лиззи, — на другой захотел жениться!

— А ты чего хочешь, — вдруг обратился ко мне Господарь. — Чтоб муж вернулся? Я могу заставить его заботиться о тебе.

— Пусть женится на ком хочет, — тихо ответила я. — Не нужен он мне, и забота его не нужна. Какая в том радость, если человек подневольно будет обо мне заботиться? Я сама нас с Лиззи прокормлю. А он… хочу, чтоб более не появлялся в моей жизни.

— А он появлялся?

— Клотильда появлялась! — снова встряла сердитая Лиззи. — Пока нас не было, обворовать хотела! Курицу нашу убила! Собрала наши вещи в узелок, еле отобрали!

— И он появлялся, — тихо произнесла я. — Обратно звал. Лиззи не видела его. Я на порог не пустила.

Господарь усмехнулся.

— Но ты не пошла?

— А зачем? Чтоб он остатки жизни у меня высосал? Чтоб Лиззи, бедняжка, зачахла у него в тяжком труде, словно рабыня или каторжанка? Нет уж. Сами о себе позаботимся, коль мужу, отцу и господину не нужны стали. А его милости нам не надо.

Господарь помолчал.

— Страж вам нужен, — жёстко проговорил он, наконец. — Чтоб никто чужой не ходил. И кур ваших не убивал.

Он звонко щелкнул пальцами, и уже через миг один из его воинов ввел в ванну, полную горячего пара, огромного черного остроухого пса – мне показать.

Я даже обомлела, глядя на это чудовище. Черный, лоснистый, остроносый. На шее цепь, чтоб удерживать его. Породистый и огромный пес Господаря! Один из тех, кто сопровождал его в странствиях и охоте! Один из грозных охотников на призраков…

А пес рассматривал нас умными карими глазами и приветливо махал хвостом.

— Да он же меня съест, — пробормотала я, рассматривая мощную грудь собаки, его сильные массивные лапы.

— Не съест. Он еще щенок. К кому привыкнет, того и слушаться будет.

— Щенок?! — вскричала я. — О, святые небеса… да он ест, наверное, больше нас обеих! Благодарю, Господарь, за заботу. Но мне его не прокормить. Ты плохо представляешь мои доходы.

— Мне не нужно их представлять, — жестко ответил Господарь. — С собакой я оставлю все самое необходимое. И денег дам. Прокормишь. Позже от меня человек приедет. Привезет тебе развод. Сам тебя освобожу, своей волей. Как зовут тебя?

В кухне возникло какое-то движение. Кинув туда взгляд, я увидела, что слуги господаревы подвешивают к потолочной балке мороженые коровьи туши на крюках!

Поход их был почти окончен. До дома господарева рукой подать. И они мне оставляли свой провиант…

На стол передо мной небрежно кинули увесистый кошель с деньгами. От удара он раскрылся. Золото огненной рекой хлынуло из него.

Вот это на прокорм собачке, так на прокорм…

— Теперь я зовусь Бьянкой, — ответила я, наблюдая, как мужчины хозяйничают в моем доме. — Не хочу носить старое имя. Оно мне принесло только несчастье. А была женой — звалась Эльжбетой, дочерью Томаса аптекаря.

Тут снова пришел воин, ранее сообщивший дурные вести о лошади Господаря. Не дом, а проходной двор какой-то!

— Лошадь оправилась, мой господин, — произнес с изумлением он. — Стоит, ест зерно, как ни в чем ни бывало.

— Однако, — протянул Господарь.

— Ну, так давать вам зелье? — спросила я, чуть обернувшись. — Выпьете сейчас, и сами поправитесь, и лошади ничто грозить