— Ладно, перестань, — попросила Натали.

— Перестать — что? Искать? — Бернар сделал вид, что не понял, о чем она говорит.

— Перестань паясничать, вот что, — пояснила Натали.

— Хорошо, перестану. Обещаю. А вот чего не обещаю, так это того, что новость сохраню в тайне.

— То есть? — Натали почувствовала, что задыхается. — Это моя тайна.

— А что ты сделаешь? Как запретишь мне сообщить Бьорну? Ты думаешь, мужская солидарность — это блеф? — Он опрокинул бокал и уставился на нее. — Мужчина — мужчине не враг. А женщина мужчине — заклятый друг. Поняла?

— Что-то ты заговариваешься, Бернар. Но… я прошу тебя, как заклятого друга, оставь все, как есть, хорошо?

В ее тихом голосе не было мольбы или угрозы. В нем была уверенность в собственной правоте, которую нельзя оспорить.

— Хорошо, — уступил Бернар, — я не стану вмешиваться.

Он криво усмехнулся. Было бы справедливо добавить прямо сейчас, что однажды он уже вмешался. Всего два английских слова — «девушка» и «сестра», развели Бьорна Торнберга и Натали Даре, возможно, навсегда.

— Слушай, Натали, а тебе не кажется, что надвигается юбилей нашего Марша?

— О, это еще не так скоро!

— Как считаешь, может, нам всем съехаться, скажем, в Париж? У меня уже будет воздушный шар, я вас покатаю…

Она засмеялась.

— Бесплатно? Или по двойной цене?

— Обсудим. — Бернар ухмыльнулся. — А ты могла бы раскинуть завтрак на траве, организовать «Столик Траппера». Но самой главной фигурой, я думаю, станет твоя Мира.

— Она справится. — Натали улыбнулась.

— Еще бы. Она привыкла к славе еще до рождения.

— Верно. Так и было.

Они еще поболтали, потом Натали, сославшись на скорый вылет из Орли, попросила отвезти ее в гостиницу.

— Если хочешь, чтобы я навестил твою дочь, вот мой телефон. Позвони и дай указания. Я все-таки не близко к Европе, а прямо в ее сердце.

— О'кей, спасибо, — поблагодарила Натали и протянула Бернару свою карточку с электронным адресом и телефонами.

Но на самом деле Натали не нужно было в аэропорт, она хотела остаться наедине с собой и обдумать то, что услышала.

Так значит, Бьорн улетел тогда из Парижа не из-за девушки, а из-за сестры?

Она не ожидала сама от себя, что испытает такое облегчение, как будто на душе все эти годы лежал камень, а теперь его больше нет.

Натали сидела в гостинице и бездумно листала буклет о Франции. Ее взгляд скользил по глянцевым страницам, потом она уставилась на фотографию, которая была такой умиротворяющей, что Натали захотелось вкусить той радости, которую обещали.

Талассотерапия. На морских фермах Бретани собирают водоросли для талассотерапии, есть искусственные станции — эклозарии, где выращивают фитопланктон и синтезируют уникальные компоненты.

Почему бы не заехать? У нее полно времени.

Натали вскочила и быстро покидала вещи в чемодан. А вдруг ей суждено снова встретиться с Бьорном? Она должна хорошо выглядеть, иначе он ее просто не узнает. И потом, местечко на самом берегу моря, там она может навести справки о рыбе… Это уже полезно для бизнеса.

Морские термы были расположены поблизости от пляжа, который тянулся на три километра вдоль моря, песок на нем был идеальным — мелкий, словно коричневый сахарный, который Натали иногда кладет в кофе. Центр талассотерапии разместился в великолепном старинном дворце, где все дышит роскошью. Из окон открывался неповторимый вид на море.

Натали решила устроить себе день красоты. Ей сделали массаж лица и тела. Она лежала, обернутая морскими водорослями и чувствовала, как расслабляется каждая клеточка, как уходят тревоги и усталость, а приятные мысли качают ее словно на волнах.

Бьорн Торнберг… Бьорн Торнберг. Он уехал не к девушке. Он уехал к сестре.

Казалось, волны вот-вот поднимут Натали и вынесут на берег счастья.

А потом у Натали спросили, не хочет ли она убедиться, что изнутри так же хороша, как и снаружи. Она согласилась…

Доктор снял перчатки.

— Можно встать, — разрешил он.

— И что, доктор?

Натали спросила просто так, совершенно уверенная, что она в полном порядке. И замерла, услышав:

— Я кое-что нашел.

Врач поспешил успокоить ее:

— Нет-нет, не волнуйтесь, рано волноваться, но вы должны знать. Узелок с булавочную головку.

— Но что это?

— Вероятно, фиброма. Я вам советую по приезде домой навестить своего врача.

Он профессионально улыбнулся. Натали тоже раздвинула губы, все еще находясь в приятном расслабленном состоянии. Счастливое настроение по капле утекало.

— Понятно.

Они помолчали.

— Но, если она станет расти, вам предстоит операция.

— Это неизбежно? — Сердце Натали билось в отчаянии — ну зачем, зачем она не ушла отсюда сразу после процедур? — Это, насколько я понимаю, меняет жизнь?

— Только в очень серьезных случаях. Вы не допустите этого.

Вероятно, у Натали был такой растерянный вид, что доктор сжалился над ней и сказал:

— Но я должен вас предупредить, что всякий организм — это отдельно взятое государство. И так же, как ни одно государство в мире не способно построить американский капитализм, так и, скажем, ваш организм нельзя сравнить с организмом другой женщины, которая перенесет такую же операцию. У вас есть внутренний драйв, вам некогда болеть.

— Вы смеетесь?

— Нет. Просто мы, доктора, обременены теоретическими знаниями, но каким-то необъяснимым образом все может произойти не так. Поэтому женщины вашего склада откуда-то черпают силы. Есть случаи, я тому свидетель, что беременность прекрасно избавляет женщину от операции. Опухоль рассасывается, вероятно потому, что вся энергия организма бросается на поддержание новой жизни. Имейте в виду.

Так вот что за шов на животе у Агнес! Вот почему, как выразился Траппер, от нее не пахнет женщиной! Значит, он не так уж и ошибался, когда произносил те жестокие слова об Агнес?

Натали с трудом ворочала языком, прощаясь с доктором, и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Ей хотелось скорее на солнце, на воздух, на свободу. Оставить все то, что она узнала, здесь, пусть ее страхи и новоявленный узелок запутаются в морских водорослях и их смоет морской водой!

Она побежала от клиники так, будто собиралась добежать до Сан-Франциско.

Возле дома остановился мотоцикл. Это приехал почтальон, догадался Бьорн и вышел на крыльцо.