– Невозможно представить.

– Хорошо, что деньги были…

На ум пришло острое словцо, но Лика предостерегла меня, показав палец еще до того, как я успел открыть рот:

– Только попробуй!

– Значит, сбежала?

– Куда я сбежала?!.. Сбегают домой. Из огня. А я в самое полымя сунулась!.. Семен может быть здесь, рядом, на кладбище…

– Семен?.. Ты была у него на могиле?

– Нет… А его что, правда Семеном зовут?

– Ну, если он тот самый…

– Это ты у его памятника стоял?

– Если это Семен…

– А я еще смотрю, ну, где я его видела… А потом вспомнила… Глянь, я не поседела? – Лика провела пальцами по волосам, приглаживая их.

– Значит, не молодой, говоришь?.. Может, это грим?

– По всему телу?..

– А дом где?

– Тут не очень далеко. За Джубгой сразу… Хороший дом…

– Покажешь?

– Зачем? – нахмурилась Лика.

– Ну, интересно глянуть на воскресшего покойника.

– Да, может, он и не покойник…

– Чего ж ты от него сбежала?

– Да ну тебя!

– Ладно, поехали!

– Игорь, может, не надо?

– Что не надо? Вещи забирать не надо?

– Ну, вещи надо… Только я сама к нему не пойду. Покажу, где он живет, и все…

В полицию я звонить не стал, значит, нужна была какая-то другая подстраховка. Пистолета у меня не было, но имелся отличный финский нож с клинком из нержавейки. Я прикрепил к ноге чехол, сунул в него финку. И отправился в путь. В надежде, что нож мне вовсе не пригодится.

Дом этот находился в горах над морем, к нему вела узкая ухабистая дорога, но машина шла без остановок, ветки по кузову не царапали.

– Здесь где-нибудь останови, – попросила Лика. – Дальше пешком, тут уже недалеко.

При первой же возможности я съехал с дороги, остановив машину возле кизилового куста.

– Я тебя здесь подожду, – сказала Лика из салона, закрывая за собой дверь.

Дорога резко пошла под уклон, мне пришлось притормаживать, чтобы не перейти на бег. Наконец показался кирпичный забор, он был настолько высокий, что я не мог увидеть за ним дома. Ворота простые – стальные листы, приваренные к каркасу. Но листы толстые, пулей не возьмешь. Во всяком случае, мне так показалось.

Огибая забор, дорога уходила вниз, в ущелье, по дну которого струился ручеек. Между деревьями просматривалась узкая полоска моря. Место действительно неплохое, но глухое. И ворота наглухо закрыты, калитка в них, казалось, была приварена к ним.

Как и в моем случае в недавнем прошлом, здесь не было звонка, а стучать в калитку я не стал. Не торопился ломиться в закрытые двери. Я не спешил, поэтому спустился по дороге вниз, к ручью, который резко расширялся перед самым морем. Пляж вроде бы неплохой, камни не очень крупные, дно, может быть, неровное, но вода чистая. И людей не видно.

Я вернулся к воротам, осмотрелся и пожал плечами. Вот какого лешего меня занесло в эту глушь? Птички поют, чайки кричат, все это хорошо, но пернатым будет все равно, если Семен Сальников начнет меня убивать. А он мог скрываться здесь, в этом доме. Устроил себе жизнь после смерти и прячется здесь. Может, от опасных врагов скрывается. А может, и от жены. Таскает сюда любовниц, живет в свое удовольствие вдали от осточертевшей семьи.

А жить он мог здесь как в крепости, на осадном положении. Если так, то у него стопроцентно было ружье. Или даже автоматический карабин. Сейчас пристрелит меня, скинет в море и тем самым удовлетворит мое любопытство.

Назад надо ехать. Наступить на горло собственной песне, и назад. Пока не поздно…

Но, увы, было уже поздно.

– А ты смелый мужик, – услышал я густой, с хрипотцой голос.

Я догадывался, кто стоит у меня за спиной. И понимал, что Сальников сымитировал свою смерть, но все же поворачивался к нему с опаской. Как будто он мог наброситься на меня и зубами вгрызться в горло.

Но, как оказалось, Сальников мог всего лишь застрелить меня. В руке он держал охотничью «вертикалку».

Ружье смотрело стволами вниз, но шансов у меня не было. Сальников производил впечатление сильного, сурового мужика, вальяжного, степенного, с виду неторопливого, но в деле быстрого, резкого. Вскинет ружье и нашпигует меня картечью.

А это действительно был Сальников. Лоб его взмок от жары, капля пота сползала с щеки, не разъедая грима. Которого не было.

– Анжелика обо мне рассказала? – спросил Сальников. Он смотрел на меня зло, но с ироничной насмешкой.

Я кивнул в ответ, стараясь сохранять внешнее спокойствие. И думая о ноже, который действительно мог не пригодиться.

– А Марта что рассказывала? Вы так мило с ней вчера болтали. – Сальников чуть опустил голову, исподлобья глянув на меня, а стволы ружья приподнялись.

– А плохо Марте. Как всякой обманутой женщине.

– Для тебя она – Марта Марковна.

– Ну, так скажи мне об этом. При ней.

– Скажу. При ней. – Сальников еще ниже опустил голову, а ружье, наоборот, приподнялось. – Но без тебя.

Стволы уже смотрели мне в живот. И палец лежал на спусковом крючке.

– Ну, давай, стреляй, чего болтать?

– Нестрашно умирать нестрашно. Раз, и все. Страшно умирать страшно. Когда лежишь на жаре с распоротым брюхом, а мухи срут на твои кишки. И умереть хочется, а не можешь…

– Да ты, я посмотрю, маньяк.

Сальников больше не опускал голову, и палец шевельнулся на спусковом крючке. Я пытался бодриться, даже огрызался, но вдруг Сальников не бравирует, вдруг он на самом деле собирается меня убить? А все к тому шло. От страха у меня дрогнуло под коленками, я едва удержался на ногах.

Но Сальников не выстрелил. Лишь усмехнулся, увидев мое смятение, и произнес:

– Отстань от моей жены!

– Ну, если ты живой, мне с ней ловить нечего.

Я не должен был отказываться от Марты, но Сальников действительно мог выстрелить в любой момент. К тому же у меня не было никаких шансов против него. В любом случае Марта выберет его, а не меня. Даже не задумается.

– Прямо сейчас сядешь и отправишься в Москву.

Я молчал, не зная, что сказать. Как я мог уехать в Москву, не заехав домой? Да и нечего мне делать там, когда Марта здесь. Я должен хотя бы попрощаться с ней…

– Не слышу ответа!

– Стреляй, – выдавил я.

Мой мозг похож был на окаменелое ядро грецкого ореха, и только где-то в пустоте под скорлупой шевельнулся кончик вмурованной в нее мысли. Если Сальников знает, как я на него вышел, он не станет в меня стрелять. Потому что Лика может поднять тревогу, а ему попадать в поле зрения полиции ни к чему. Именно поэтому он и предлагал мне уехать.