– Ты не должен был его убивать!

Ну, вот и случилось то, чего я так боялся. Она прокляла меня, и мне никогда не заслужить ее прощения.

– Извини.

– Извини? И это все?

– Можешь застрелить меня. – Я взял Марту за руку, вложил в нее свой пистолет, сознательно напрашиваясь на пулю.

– Я не стану в тебя стрелять! – мотнула она головой.

– Если передумаешь, я буду рядом, – медленно произнес я и вышел за дверь.

И полной грудью вдохнул воздух, в котором не было пороховых газов. Я еще не отошел от выстрелов, поэтому не мог понять, то ли птицы вокруг щебечут, то ли в ушах звенит.

Я стоял у своей машины спиной к кухне и ждал. Если Марта захочет меня убить, она всегда может это сделать. Бежать я не стану. Семьи у меня нет, молодые девушки ушли вместе с Ликой, даже работу я потерял. Марта оставалась единственной ценностью, которая придавала хоть какой-то смысл моей никчемной жизни. Если она меня не простит, то и жить не стоит…

И Марта выстрелила. На кухне. Я услышал, как зазвенело стекло в окне. И представил, как моя любимая женщина падает с простреленной головой.

Как будто кто-то дал мне пинка под зад, я пулей залетел в кухню. Но Марта стояла, пистолет она держала на уровне своей головы, ствол смотрел в потолок. Лицо белое как полотно. Похоже, она собиралась выстрелить в себя, но не смогла этого сделать.

– Семен спал с Ликой? – спросила она, не мигая глядя на меня.

Я кивнул.

– И убил ее?

– Он мог убить и тебя.

– Я тебе не верю!

– Не надо верить. Надо просто пережить этот день, – сказал я, осторожно забирая у нее пистолет.

– Зачем мне дальше жить?

– Чтобы каждый день ходить на могилу к своему мужу… Он же там, в Крынке лежит?

– Я уже давно не поливала цветы, – кивнула Марта.

– Ты сейчас поедешь и польешь их. А потом сходишь на кладбище. И посидишь в тишине.

– Семен больше не придет.

– Но ты его все равно жди.

Я вытащил из кармана ключи от машины, вложил их Марте в руку. Пусть едет, дорога ее успокоит. А я уж тут как-нибудь сам. И Сальникова похороню, и киллера, опыт у меня есть.

– Я буду ждать… – Марта завороженно смотрела сквозь меня.

– Твой муж погиб в прошлом году. А к тебе вернулся совсем другой человек.

– Он всегда был таким.

– Пойдем!

Я взял Марту под руку, чтобы вывести на свежий воздух, но она отскочила от меня как от прокаженного:

– Не прикасайся ко мне!.. Слышишь, никогда не прикасайся ко мне!

– Все, все!

Марта никогда не простит мне мужа, я должен был это понимать и не питать иллюзий. Сейчас она уедет, и на этом все наши отношения закончатся. Я наведу здесь порядок, найду Марту, заберу машину и отправлюсь в Москву, там уж как-нибудь устрою свою жизнь. И буду вспоминать время, проведенное с ней, как самое лучшее в своей жизни.

– Что это? – Она показала мне ключи от моей машины.

– Ты сейчас сядешь и уедешь. Тебе здесь оставаться нельзя.

– А Семен?

– Он уже там! – махнул я рукой в сторону Крынкы.

– Да, мне нужно полить цветы, – кивнула Марта и вышла из кухни, даже не глянув на покойного мужа. Не останавливаясь, подошла к машине, открыла ее, села, завела двигатель. И взглядом показала мне на ворота:

– Открой.

Я внимательно смотрел на нее. Руль и дорога действительно отрезвляюще действовали на нее. Она уже настроилась на дальний путь, и это меня успокаивало.

– Да, конечно.

Я открыл ворота, Марта плавно тронула машину с места, но, выехав на дорогу, не свернула вправо, а остановилась. Если бы она продолжила путь, не сворачивая, то вместе с машиной рухнула бы в пропасть.

Я подошел к джипу, открыл дверь. Марта сидела и смотрела на меня, по ее щекам текли обильные слезы.

– Пообещай мне, что найдешь меня! – попросила она.

– Обещаю.

Я мягко взял ее за руку, но она резко отдернула ее:

– Не прикасайся ко мне!.. Никогда ко мне не прикасайся!

– Понял.

– Я поеду? – Она вдруг сменила гнев на милость и нежно улыбнулась мне.

– Давай!

– Не бросай меня, ты обещал!

Марта сама закрыла дверь, и машина покатилась, выворачивая на дорогу. Я провожал ее до тех пор, пока она не скрылась из вида. А затем взялся за лопату.

Я еще не знал, сможет Марта простить меня или нет, но в моей жизни все еще был смысл. Дорожить я должен был и свободой.