– Машка!.. Маша-а-а!

Мишка треплет меня за плечо:

– Жур! Журка!

– Да отстань же ты! Идите вы все!.. Маша! Ключи возьми! Мишка, ты ей передай!.. Маша!

– Лейтенант!

– Чтоб вас черти в аду на сковородку… Маша!

– Товарищ лейтенант… Вставайте, пора уже!

– Да мать-перемать вашу за ногу! Ма… – Всё, я подскочил на нарах. Вся рожа в слезах и соплях. Подушка тоже мокрая.

– Лёшка, ты чего материшься на всю землянку? Приснилось, что ли, чего?

– Товарищ лейтенант, я говорю – пора уже…

– Б-б-л-л-л… – выдохнулось с каким-то клёкотом из глотки.

Что-то пустовато у нас сегодня за столом на завтраке. И рацион немного прижался – что-то давно не видно сыра и колбасы. Но всё равно кормили как в санатории. На текущий момент от славной «второй» в строю остались только четверо пилотов. Чтобы снять сонную хмарь с усталых лиц моих сослуживцев, я завёл отчаянный спор с Жихарем на тему микрофильма «Пароход». В наше время такое произведение искусств назвали бы видеоклипом.

– А вот слабо, как Утёсов, за всех сыграть?

– Капитана можно изобразить…

– Так он же был и одним из пассажиров, и матросом…

– И оркестром тоже он руководил.

– Ну, это изобразить-то можно, а вот по-настоящему руководить даже джаз-бандом дело непростое. Опять же учиться сколько для этого нужно.

– А за девушку сыграешь?

– Да ладно тебе… Девушка – это какая-то актриса была.

– От те хрест во усё пузо! Утёсов это сам был.

– Ну чего ты заливаешь? Ну, какой же это Утёсов?

– Самый настоящий. Платье белое надел и – вперёд!

Остальные парни (Ковалёв и Сотник) как-то не очень весело, без особого огонька запихивали в себя картошку с мясом. При этом наши красавицы из столовой такое чудо сотворили – пальчики оближешь. Потушили с черносливом и какими-то травками душистыми приправили. В обычное время это блюдо у нас «пролетело бы со свистом», а сегодня – разве что не ложкой по тарелке возят, как в детском саду манную кашу. Э, мальчики, так не годится. Мы нюни развозить будем после октября сорок пятого. Раньше этого времени команды на расслабуху не последует. Сейчас – это даже не начало, сейчас – это, так сказать, подготовительный этап. Если сегодня мои орёлики поникли, то что будет ближе к августу? А нам потом ещё светят Миус-фронт и Курская дуга. А ещё штурмовые полки будут нести потери в операции «Багратион» и под Берлином.

– Андрей, держи х… в смысле хвост бодрей! Что там нам отцы-командиры пророчат? Григорий, Мишка хотел твою дюжину под стрелка переделывать, ты у нас морально готов?

Андрюха неодобрительно покачал головой в смысле, что я трепло и звонок с пустой колокольни. А Гриша неожиданно набычился и сообщил, что на дюжину он никого не пустит.

– Ну-ка, товарищ сержант, обоснуйте свою деструктивную позицию.

– А чего тут говорить. Не хочу убитого стрелка привозить. Вон у Саньки парню и защита не помогла…

– Братишка, ты это брось. Мы на войне. Ничего не поделаешь. Зато свою задачу выполнили. Когда «пешки» фотогалерею представят, может, нам ещё и благодарность объявят.

– Нужна эта благодарность тому пацану и его родителям…

– Нужна! Особенно родителям. Чтобы знали, что у них нормальный парень был.

– Вот именно был.

– Гриш, ты чего-то мне сегодня не нравишься. Посиди-ка покуда на земле. – Это своё веское слово вставил комэск.

– За что обижаешь, командир? – чуть не подпрыгнул на лавке Сотник.

– За упадничество, за пессимизм и грустный образ мыслей. А будет мало, так я тебе ещё и декаданство припаяю. – Интересное дело. Я за Ковалёвым частенько подмечаю такие вот куртуазные фразочки. Ой, непрост наш бакинец. (Я не говорил, что Андрей у нас из Баку?) Вот не удивлюсь, если узнаю, что он в школе состоял в каком-нибудь литературно-театральном кружке. – А кроме того, тебе машину после ремонта надо хорошенько проверить. Вот лучше в зону на пилотаж слетаешь. Допиваем компот – и на выход, там договорим.

Когда ребята после завтрака дымили на лавочке, Андрей нас осчастливил известием, что «пойдём с батей погулять всей «бандой» по ближним дорожкам». На нормальном языке это звучит таким образом: штурмовая группа в составе командира полка (ведущий), четырёх машин из первой эскадрильи и трёх машин из второй (по сути дела, весь полк) проведёт рейд по железнодорожным путям на глубину до тридцати километров в расположении противника.

Не знаю, кто и что считал, а мне – чистое облегчение. Вот не удивлюсь, что Храмов глотку надорвал, споря со штабом, там ведь наверняка потребовали удар нанести по узловой станции Тёмкино. А у нас после памятного налёта на аэродром Новое Дугино – минус четыре машины из которых одна точно «безвозвратная», а вторая будет «условно годная». Станцию прикроют ахт-ахтами и МЗА так, что нам мало не покажется. И ещё пару или звено охотников про нашу душу. Так что есть повод порадоваться, что сегодня будет практически «свободная охота» за паровозами, а не «танец с саблями» под аккомпанемент зениток всех калибров.

В штабной землянке-палатке Храмов, поскрипывая своим регланом, собственно говоря, повторил то, что сообщил Андрей. Но ещё добавил, что если в зоне нашего действии «случайно» обнаружится мостик, то его следует «уронить». Очаровательно. Вот просто всегда мечтал. Это, выходит, что всё равно у Мишки сегодня работы явно прибавится. Что-то мне стало скучно. Одно дело – изображать махновцев и носиться во всю удаль за паровозами, совсем другое – лезть в огненный мешок зениток над мостом. Одно радует – у бати на столе лежал лётный шлемак и планшет. Значит, он и вправду группу поведёт. С его опытом и харизмой в таких полётах чувствовал себя как за каменной стеной. Потери в подобных вылетах всегда были минимальными.

На подвеску поставили по четыре РС‑82 под каждое крыло, в люки взяли по четыре ФАБ‑50. Нагрузка сегодня облегчённая. Нам в этом рейде потребуются скорость и манёвренность, а не повышенная нагрузка.

Обычный порядок взлёта на этот раз был нарушен. Сначала стартовали машина № 35 и моя «шестёрочка», потом Ковалёв с Жихарем, затем пошла на взлёт первая эскадрилья. Со мной сегодня по очереди вышло лететь Игорьку. На ленточку пошли двумя правыми пеленгами, а не как обычно – колоннами. Высота составила примерно 500.

Линию фронта пересекли в пологом снижении с ускорением. Сегодня нас приветствовали только двадцатки-автоматы. Это по разрывам видно. Как будто венчик ядовитого борщевика распускался в небе. Только не белый, а серовато-черноватый. У нас никого не задели, но противозенитное уклонение мы выписывали. Бережёного Бог бережёт. У стрелка-моториста энтузиазма или интереса обстрел не вызвал. На моё: «Игорь, следи – по нам бьют» – он флегматично и, пожалуй, слегка сонно ответил: «Есть, вижу». Сразу после ленточки Храмов пошёл в плавный набор высоты. И ещё чуток довернул на северо-запад. Железку с набранных полутора тысяч было видно отлично, но движения по ней не наблюдалось. В прикрытие нам выделили наших хороших знакомых на «мигарях» в «жутком» количестве ажно четырёх машин. Одна пара выполняла «качели» – то есть с высоты полого уходила вперёд по направлению движения километра на три-четыре, затем разворачивалась и со снижением шла к общей стайке. Убежав на шесть часов, они делали боевой разворот и начинали по косой спирали подниматься над нашими машинами. В это время пара, которая осуществляла непосредственное прикрытие и уже имевшая преимущество в высоте, начинала скользить вперёд.