– Добро пожаловать, дорогие приговоренные… Проходите, блудницы, присаживайтесь. Прекрасные грешницы, вас будут поджаривать с обеих сторон…

Но это приглашение больше похоже на приказ.

Ева опускает голову, уклоняясь от клыков, готовых впиться в ее плоть, и вот она уже внутри. Здесь все иначе. Закон притяжения тут не действует. Это пещера, вместо стен которой – каторжники, исполняющие оргиастический танец. Ева движется в тумане, ее шаги отбивают ритм в такт первобытной музыке: эти прерывистые звуки невозможно слушать, не отвечая на них, не подчиняясь им. Чуть дальше каторжники варят какую-то смесь в чем-то вроде котла, под грубые шутки чертенят, которые поддерживают огонь, пригоршнями бросая в него звездную пыль. Они протягивают Еве чашу и заставляют выпить крепкую горькую жидкость; без этого она не сможет пройти дальше. Ева вздрагивает, и внезапно тьма расступается: появляется небольшая сцена, на которой прыгают прóклятые женщины с молочной кожей, гибким телом и восточными скулами. Над их непокрытыми головами танцует звезда. Ева садится на гигантский язык, цепляясь за его красно-розово-белую шершавую поверхность, и рот выплевывает ее перед новой дверью.

Швейцарский гвардеец проводит Еву по огромному залу, и она шагает под звуки церковного песнопения с аккомпанементом органа. Херувимы в белых париках и венках из роз, одетые в белоснежные туники, приглашают ее, помахивая крылышками, пройти в большой банкетный зал. Наконец Еве протягивают бокал, до краев наполненный вишнями в водке. Какой-то святоша ударяет туалетным ершиком, служащим ему кропилом, в деревянный колокол, чтобы сбить Еву с пути, затем торжественно поднимает статую Золотой Свиньи, перед которой она должна упасть ниц. Нимфы забрасывают бога-свинью розами. Выпив, потанцевав, на все посмотрев и все послушав, Ева может наконец отправиться на небеса. На самом верху несет стражу святой Петр, хранитель золотого ключа, заводит пришедшего в пещеру, свод которой украшен тысячами золотых сталактитов. Появляются ангелы, парящие в воздухе, лучи света прорезают ночь… Наконец святой Петр указывает Еве на выход, целуя ей руку. Она в последний раз оборачивается и смотрит на строение со светящимися буквами «Небесное кабаре», а рядом – «Кабаре преисподней».

Проснувшись, Ева вскакивает с тюфяка. Ее охватывает странное чувство. Два года назад она ужинала с Луи в одном из ночных заведений с таким же названием – на бульваре Клиши, в центре Нижнего Монмартра. Гуляки с песнями переходили из ада в рай; таинственная атмосфера заставляла наиболее трусливых дрожать от страха. Кабаре – вот их спасение! Это знак свыше!

– Лиза! Лиза, мы спасены!

Ева трясет подругу: та садится на своей импровизированной кровати, оглядывается в темноте, надеясь увидеть швейцарских или американских солдат, которых все так ждут. Справа налево полураздетые соседки по бараку мирно посапывают, их исхудавшие бока ритмично приподнимаются. Лиза разочарованно смотрит на Еву.

– У вас, христиан, какое-то странное представление о спасении. Дай мне поспать, пока не явился Мессия!

– Я знаю, как заработать деньги, – тихо произносит Ева.

Глаза Лизы расширяются от удивления.

– Мы устроим кабаре! – продолжает Ева.

– Ты совсем спятила! Хочешь показать Грюмо, что он не ошибся и мы действительно khorz?

– Речь идет не о проституции, а о противостоянии. Французы привезли нас сюда, морят голодом, оскорбляют, считают лишними. Так заставим же их полюбить нас, если хотим выжить! Ты знаешь, что объединяет французов и немцев?

– На данный момент любовь к лагерям?

– Нет, кабаре. Все идут на Пляс Пигаль[55], чтобы ими полюбоваться. У них каждый вечер полный зал, весь Париж на время выступлений превращается в пустыню! Знаешь, что сделали немцы, едва войдя в Париж? Они заполонили кабаре!

– Я ни за что не стану раздеваться за деньги. А ты ведь не хочешь, чтобы увидели твой шрам… Или ты попросишь зрителей отвернуться и не смотреть на тебя, пока ты не скажешь «ананас»? Девушек из кабаре никто не уважает. Это всего лишь сексуальные объекты.

– Ты преувеличиваешь, потому что ты – недотрога!

– Так считаю не я, а доктор Фрейд, в университете я читала его работы.

– Сексуальные объекты? Все зависит от того, какие именно, – бормочет Сюзанна, которую разбудил их спор. – Метла ни о чем мне не говорит, а вот скалка – совсем другое дело. И как с ними нужно обращаться?

– Вы ничего в этом не понимаете. Мне доводилось играть на рояле в таких местах. Мужчины дорого платят за то, чтобы увидеть, как женщины танцуют, слушают их пение, надеясь, что нежные голоса перенесут их в другой мир. Они хотят, чтобы мы их заворожили, а потом возвращаются к себе домой. Мужчинам нравится недостижимое. Мы могли бы взимать плату с французов, охраняющих лагерь, с военных, охранников и даже с мужчин из деревни.

– Но французы нас ненавидят! – не успокаивается Лиза.

– Они ненавидят нас, пока мы в бараках, но на сцене мы окажемся выше их, и они нас полюбят.

– Когда у нас все случилось, Педро подарил мне маленькую кастрюльку… Вы думаете, что теперь я сексуальный объект? – волнуется Сюзанна. – В таком случае я предпочла бы казан, учитывая, сколько я для него сделала.

Воодушевленная идеей, Ева продолжает убеждать подруг:

– Красотки кабаре – настоящие дивы. Французы точно так же, как и немцы, падают к их ногам, целуют им руки. И если бы они пришли сюда, они бы нас не тронули, потому что до настоящего времени они не трогали артисток кабаре!

– А что ты скажешь о тех местах, где висят таблички с надписью «Евреям вход воспрещен»? Гитлер считает, что мы неспособны ни к музыке, ни к поэзии, что мы отравляем все прекрасное.

– А разве это не вызывает у тебя желания петь еще громче, чтобы он понял свою ошибку? Неужели тебе не хочется стать райской птицей, демонстрирующей свое пение?

– Я скорее похожа на жирную куропатку, – вмешивается Сюзанна. – Так тоже можно?

– Ты можешь быть любой птицей, какой пожелаешь.

– И все же мы не позволим им нас ощипать безропотно, – заявляет Сюзанна, окончательно проснувшись.

Мысль о пухленькой поджаренной куропатке ее забавляет.

– Лиза, то, что происходит в Европе, касается не только евреев. Это касается всех нас. Гитлер хочет создать мир, где женщины должны сидеть дома, чтобы рожать многочисленных детей. Мы должны принести себя в жертву полностью. Мы должны проводить все свое время у плиты, больше нам ничего не остается. Дети, кухня и самопожертвование – вот для чего, по его мнению, созданы женщины.

– А меня бы это устроило, – говорит Сюзанна. – Я бы с радостью нарожала Педро кучу кудрявых толстощеких ребятишек!

– Конечно, Сюзанна. Но разве ты хочешь, чтобы тебя заставили рожать маленьких блондинчиков для какого-нибудь Фрица?