– Слушаюсь, ваше превосходительство, – почтительно ответил жандарм. Хотя он и не подчинялся военному ведомству, но как человек опытный понимал, что генерал прав. Утечку сведений нужно было срочно остановить.

Штабист, жандарм и сыщик просидели около часа, размышляя, как им обнаружить болтуна. А может, и кого похуже… Еремин привычно жаловался на трудности работы во враждебной среде, где все в сговоре против русских.

– Следить за Риекки нет никакой возможности. В университет мой филер не войдет – его сразу вычислят. На улице за ним ходить тоже не получится – быстро засветится. Переписку взять под наблюдение – так все почтовики финляндцы и своего не выдадут. И что прикажете делать?

Решено было заходить со стороны русского информанта. Офицеров в штабе не так много, их контакты с местными филеры как раз могли отследить. Лыкова удивило другое: ни одной из фамилий, что сообщил Клэс Лииканен, главный жандарм не знал! Ни братьев Мексмонтан, ни врача Освальда, ни банкира Кокко, ни географа Кайла. Правда, он тут без году неделя, но все равно это говорило о плохой агентурной работе управления.

У себя в номере статский советник оказался в полночь. И сразу заметил, что в его вещах кто-то рылся. Он решил не спускать, позвал коридорного и устроил ему сильную распеканцию. Тот, конечно, отпирался и разводил руками, но сыщик пригрозил ему знакомством с генеральным криминал-комиссаром Кетолой.

– Чтоб больше не было! – закончил он урок бдительности.

Засыпая, Алексей Николаевич успел подумать: с чем завтра Юнас вернется из Улеаборга?

Глава 8

Бобыль

Кетола пришел в управление полиции к семи часам утра, прямо с поезда. И велел немедленно вызвать Лыкова с помощником.

Вихтори и Алексей Николаевич явились одновременно. Комиссар сидел с серым от усталости лицом. Кивнул вошедшим на стулья и с ходу заговорил:

– Выяснил я, как зовут эту сволочь. Антти Туоминен. Он бобыль.

– Понятно, – отреагировал Коскинен. Но Лыков потребовал пояснений – ему слово бобыль ни о чем не говорило.

Юнас начал терпеливо и издалека:

– Финляндия не всегда была сытой и обеспеченной, как сейчас. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году случился неурожай и продолжился до шестьдесят восьмого. Мы называем это время «Бедственные годы». Власти оказались не на высоте – никто не ожидал, что недород случится три лета подряд. Сенат слишком поздно выделил деньги для закупки зерна. Тянул до последнего и довел страну до катастрофы. Тогда умерло от голода девяносто четыре тысячи человек. Ужас и мрак… В некоторых местностях не выжила треть населения. Толпы истощенных людей ходили в поисках подаяния, разнося при этом инфекции и повышая смертность. После тех бед осталось много сирот. Они выросли, и многие пополнили разряд бобылей. Которые, следует пояснить, и до этого были особой кастой, почти сословием…

– Скорее социальной группой, – неожиданно поправил начальника кандидат на классную должность.

– Ну, пусть так. Бобыли сродни вашим бродягам – они не имеют семьи, дома, особой ответственности и легко меняют место жительства. Все имущество такого человека – котелок, кахви-панку… э… по-вашему кофейник. Еще одеяло. И он шляется налегке, где ему вздумается. Нанимается в батраки к хозяину и работает, пока не надоест. Иногда переходит из бобылей в тропари. Берет землю в аренду и строит себе… как, Вихтори?

– Хибару.

– Да, ее. Таких у нас называют мёкитупалайнен, то есть «имеющий избу на горе». Потому что арендаторы, как правило, ставят свой дом на пригорке. Или еще у нас есть понятие «лойнен», что значит «гость». Обычно это безземельный крестьянин, который входит в семью богатого хозяина, подчиняясь его правилам. Отрабатывает ночлег и пропитание трудом в самую горячую пору, потом уходит…

Наш злодей как раз из таких кочевников. Он остался круглым сиротой в «Бедственные годы», вырос в приюте и ожесточился сердцем. В первый раз Антти сел в колонию для малолетних преступников за то, что ударил ножом воспитателя. Ему исполнилось тогда всего тринадцать лет – а уже был звереныш. Дальше – больше. Пойка[42] вырос и вскоре попал во взрослую тюрьму за очередную ножовщину. Привык все вопросы решать пуукко. Кличку ему дали – Бобыль. Потому что он уже тогда не желал ни дома, ни семьи. Сейчас Туоминен – настоящий зверь, он очень опасен и невиданно, по нашим меркам, жесток. Убивает там, где это и не нужно, где можно просто отнять вещь, кошелек, но не жизнь. Видимо, ему просто нравится лить кровь.

– Где сейчас Туоминен, известно? – не удержался Лыков.

Кетола проигнорировал его вопрос и продолжил:

– В тысяча девятьсот восьмом году Бобыль ограбил и зарезал пожилую семейную пару. Его поймали и посадили в Абоскую каторжную тюрьму.

– Оттуда больше всего побегов, – сообразил Вихтори.

– Да, он сбежал из нее через два года, задушив надзирателя. Переоделся в его форму и вышел за ворота. Ловкий парень… С тех пор Антти Туоминен стал как призрак. Он где-то скрывается, потом выныривает оттуда, совершает преступление и вновь прячется. Полиция приписывает ему полтора десятка разбоев и шесть человеческих жизней. Так было до нынешнего лета. Теперь ясно, по почерку, что именно Бобыль убил мать с дочкой в Улеаборге и сторожа здесь, в кондитерской. А потом кассира Раутапяя. Забрал триста тысяч рублей и снова исчез.

– А записка, что кассир убит за то, что не хотел дать денег на партизанское движение? – спросил кандидат на должность.

– Уловка, как и предположил Лыков.

– Значит, мы возобновляем дознание?

– Да. Вопрос только в том, с чего начать, – сердито ответил Кетола. – У Бобыля где-то имеется очень хорошее убежище. Три года найти его не можем!

– Я выезжаю в Абоскую тюрьму, – заявил статский советник.

– Зачем? Вчера я там был, расспрашивал сокамерников. Пусто.

– А ты им предлагал денежную награду, если дадут след?

– Как я мог обещать? – еще более сердито ответил главный столичный сыщик. – Это только ты можешь давать такие обещания.

– Вот для этого я и поеду на каторгу, – спокойно пояснил Лыков. – Организуй, чтобы меня там приняли и помогли. Осведомление в камерах имеется?

– Должно быть.

– Тогда полный ход, как говорил покойный Благово, мой учитель, в прошлом морской офицер. Чего сидим?

Кетола морщился и тянул время. Алексей Николаевич тоже решил рассердиться:

– Эй, финский Путилин! Ты хочешь поймать убийцу или нет?

«Путилин» поднял на него затравленный взгляд:

– Если ты возьмешь его живым, он начнет рассказывать, кто нанял его отобрать деньги у беглого кассира.

– Может, начнет, а может, и промолчит на сей счет. Боишься за своих друзей-активистов? Ты же сам и будешь его допрашивать, а меня и близко не подпустишь.

Комиссар долго молчал, потом