– Пахикарпином. В пиво ему плюхнули. Горькое.

– Что это еще такое?!

– Это стимулятор для родовых схваток. Для женщин.

– В пиво?! – до Хавиера вдруг что-то дошло. – Ты ведь тоже вчера пила с ним пиво? Или на женщин он не действует?

Все дружно засмеялись.

– Разве от пахикарпина умирают?

– Умереть можно даже от аспирина. У меня друг недавно умер. Прямо у всех на глазах.

– Так вы и там были?! – встрепенулся парень со стаканом.

– Значит яд был в алкоголе? – Хавиер уставился на девушку, которая сообщила, что Антонио отравили.

– Да. В пиве.

– А вы, значит, пили вместе с ним? – парень не унимался.

– Да, мы пили вместе с ним, – Хавиер посмотрел на свой стакан, потом на стол и батарею стаканов с надписями.

Все в ужасе уставились на свои стаканы.

– Ну хватит уже пугать-то. Хэллоуин только завтра.

Хавиер засуетился, пробираясь к выходу.

– Вам надо бы в полицию. Странно, что вас еще туда не вызвали.

– Да мы ничего не знаем. Глупость какая. Ну пили пиво. Анна тоже пила пиво. Это же пиво. Там еще цветок был.

– Аааа. Аааа. Оооо, – из соседней комнаты раздались стоны.

– Ну все. Нам пора.

Хавиер ловко подхватил Анну под руку и вышел из круга друзей.

Фигейрос встретил их красиво освещенным зданием музея. Белые каменные яйца и таинственные фигурки при вечерней подсветке казались фантастичными декорациями в неизвестной пьесе. Окна были темными. Ничто не говорило о том, что там собирается кто-то отметить наступление Хэллоуина. Здание театра, в котором Сальвадор Дали соорудил свой музей было когда-то уничтожено пожаром. На месте зрительного зала, перед сценой, расположился теперь внутренний двор, без крыши. Тут стояли необыкновенные нагромождения богатого фантазиями художника, вокруг которых днем обычно толпился народ.

Сейчас здесь было темно и пусто. Тишину не нарушали даже капли воды, которые должны били стекать с крыши салона дождливого такси, стоящего посредине бывшего партера. Внутри машины, по воле Сальвадора Дали, всегда шел дождь, но на ночь воду отключали, и машина высыхала. Золотые человечки в нишах стен внутреннего дворика таинственно поблескивали безликими головами и округлыми бедрами.

– Как тихо, – Анна оглянулась вокруг. – И темно.

– А ты думала, оргии проходят под прожекторами? – Хавиер нервно хохотнул. – Это ж для своих. Не для съемок порно фильма, а для обновления сексуальных ощущений! Сколько раз можно тебе это говорить.

– Мы наверное рано, – девушка остановилась возле огромного лимузина Дали. – Хотя нет, вон, смотри.

Она показала на стеклянную стену за которой в бывшем театре была когда то сцена. Там мелькали тени и обнаженные части тел.

– Значит оргия прямо на сцене. Ты что, не был тут ни разу?

Они вошли в музей. Зеркала по обе стороны лестницы бесконечно повторяли поднимающиеся фигуры, делая их неузнаваемыми даже для самих себя. Лицо Дали встретило их испуганно вытаращенными глазами. Анна немного помедлила перед дверью на сцену.

Оргия была в самом разгаре. Стеклянная стена с одной стороны открывала вид на залитый луной внутренний дворик с лодкой на столбе и железной бабой на лимузине. Другую стену занимало огромное полотно причудливого Сальвадора с человеческим торсом и опущенной головой и нечеловеческим проходом в этот торс. Портрет Авраама Линкольна с высоты боковой стены ловко превращался в изысканный голый зад Гала. Обнаженность была тут очень кстати. Все пространство занимали люди занимающиеся любовью, или собирающиеся ею заняться. Тихая музыка не мешала разговорам, хотя вряд ли тут много было разговаривающих.

Весь плиточный пол был застелен мягкими коврами и подушками, местами, поверх ковров лежали еще шелковые одеяла и восточные ткани. Они были пестрых, кричащих цветов, что удачно дополняло с некоторую монохромность и серость этого громадного пространства. В центре зала стоял белый рояль. Именно он выдавал мягкие и журчащие звуки, которые заполняли все пространство.

Пианист в одной сорочке с бантиком сидел, полуобернувшись к роялю. Не глядя на клавиши, он создавал музыкальное сопровождение к творящемуся действу. Сам музыкант тоже не был без сопровождения. Перед ним на коленях стояла обнаженная девушка. Ее голова была между его раздвинутых и повернутых к ней коленей. Она гладила его ноги и грудь, голова равномерно двигалась в паху музыканта.

На самом рояле разместились две пары. На сверкающей поверхности инструмента полулежали две женщины. На одной все еще оставался вечерний наряд. Бретельки платья были спущены и обе груди подрагивали в такт ритмичным и сильным толчкам мужских бедер. Обе ее ноги были на руках мужчины. Серебряные шпильки висели в воздухе как острые кинжалы. Он чуть наклонился вперед, как будто пытаясь натянуть ее всю на свой член, сделать её своей второй кожей. Сдерживающим движением она вытянула руки вперед, подняв их, прикасаясь и поглаживая его соски. Белые бедра выдавали в ней иностранку. Вторая – лежала с другой стороны рояля совершенно обнаженная. Загоревшее без следов от купальника тело комфортно расположилось на красной подушке с золотыми кистями. Крепкие мужские руки ласкали смуглую кожу, обводя и пощипывая груди, поглаживая горло, ладонями согревая живот. Голова в это время изучала на вкус и запах содержимое паха смуглянки.

Прямо у стеклянной стены, на подушках трое сплелись обнаженными телами. Двое мужчин обнимали одну женщину, находившуюся между ними. Она лежала на боку, подняв руки, лаская и гладя голову того, что был сзади. Он обнял ее за талию и поглаживал грудь. Его губы трогали ее шею и плечо. Одна нога женщины лежала на бедре второго мужчины, который равномерно двигался у нее между ног, придерживая ее за бедра. Совершенно одетая пара стояла, прижавшись к стеклу и целовались. Рядом с ними обнаженная женщина предоставила свои внутренности во власть самца, прижавшего ее к стеклу.

Несколько человек, видимо уже отстрелявшихся, стояли недалеко от входа с бокалами вина у небольшого сымпровизированного ночного бара. Хавиер и Анна подошли к ним. Разговор был негромким и не заглушал музыки. В мягком полумраке сцены все происходящее казалось нереальным. Лунный свет из окна смешивался с желтым светом свечей. Эротические ощущения захватывали. Хавиер налил вина и протянул бокал Анне. Посреди зала, на возвышении, под входом внутрь человека Дали лежала женщина. Руки ее были связаны и подняты вверх. Ноги были раздвинуты и привязаны к двум кольцам, глаза закрыты черной повязкой. С двух сторон от этого ложа стояли подсвечники. Мужчины сменялись на ней по мере своих возможностей.

Недалеко от Анны, лицом к ней, расслаблялась женщина в строгом черном костюме. Мужчина на коленях медленно водил руками у нее под юбкой. Второй прижался к ней сзади и расстегивал, пуговицу за пуговицей на ее черном пиджаке. Его руки скользили по груди, ныряли под блузку, гладили и ласкали все, к чему прикасались. Сама женщина закрыла глаза и откинула голову назад. Руки ее в полной истоме висели вдоль тела. Когда юбка была поднята, и показался конец ее черного чулка, она застонала и раздвинула ноги шире.