– Черт возьми. Хавиер, что у тебя может быть общего с ней? У нее же ничего нет! – мэр улыбался.

– Только секс, – облегченно рассмеялся Хавиер и отхлебнул принесенный кофе.

– Я тоже занимаюсь искусством, – брат мэра вдруг оживленно закивал Анне. – Я могу вас понять. Я тоже делаю, создаю прекрасное. Вот посмотрите, сзади вас, на стене. Видите в раме? Большое панно. Под стеклом.

Анна оглянулась. Сзади нее, в проходе висела картина. Она стала приглядываться.

– Да, да, это я сделал! Я вырезал фигурки из старинных открыток, и не очень старинных, фигурки, цветочки, надписи даже, и клеил их к бумаге, вот.

Только теперь Анна разглядела и поняла, что там было.

– Сколько же открыток вы изрезали?! – пришла ее очередь удивляться.

– Да, много, но зато как красиво получилось! Вот одна тут висит. А вторая в том зале, соседнем. Вот сейчас будем выходить, вы обязательно посмотрите.

– Да, да, конечно.

Мужчины достали кошельки и стали расплачиваться. Анна встала и сняла со спинки стула свою куртку. Вдруг, сквозь шуршание ресторанных разговоров зазвучал телефонный звонок. Девушка и каталонец испуганно уставились друг на друга. Она дотронулась до кармана, в котором был мобильник. Улыбнулась.

– Это твоя мама.

Хавиер выдохнул воздух, и с силой крутанулся на стуле. Он смешно повел головой в сторону.

– Да, мама… Спасибо… да, мы сейчас будем… Уже близко совсем.

Он сунул телефон в карман и поднялся.

– Нам пора. До вечера, – каталонец встал.

Дверь им открыл отец.

– Ола! Пап, мы опаздываем. Есть не будем. Нас ждут.

Хавиер быстро вошел в дверь. Небольшая прихожая отделялась от гостиной блестящими звенящими шторами. Тут уже все сидели за столом. Кроме матери. Эта большая шестидесятилетняя женщина стояла позади стола, опершись на подоконник, и следила за состоянием тарелок.

Стол находился в эркере, полукруг которого составляли большие зеркальные окна. Огромная хрустальная люстра свисала прямо над столом. Свой обед поглощали уже старший брат Хавиера, жена которого была в роддоме, и две его старшие сестры.

– Мам, мы не будем обедать. Мы на минутку.

Хавиер плюхнулся на огромный белый диван. Анна села рядом. Отец тяжело опустился напротив них в кресло. Из коридора, ведущего во внутренние личные комнаты обитателей семейства, не торопясь, вышел огромный сиамский кот. Он посмотрел на Анну и остановился. Выгнув спину и подняв хвост, он бочком потихонечку развернулся и неторопливо удалился.

– Кот тебя боится, пошел к сестре, там теперь спрячется. – Хавиер засмеялся и почти улегся на диван.

– Ты только посмотри, как они продают! – мать Хавиера подошла к секретеру. – Вот смотри! Мои часы! Проданы за 200 тысяч евро! А мне они заплатили 10 тысяч! – она протянула каталог известного аукциона Хавиеру.

– Не волнуйся ты так, – отец перехватил каталог. – Просто картину им не продавай, и все.

Он встал с кресла и запер альбом в шкаф. Высокий подтянутый, худой, с сединой на висках, его движения были спокойны и медлительны.

– Ну как ты можешь так говорить! Они обманули просто меня! Обманули! Неужели я ничего не могу сделать? И спросить теперь не с кого. Не с покойника же спрашивать, – она посмотрела на Хавиера. Совершенно очевидно, что младший сын был ее любимчиком. – Вы ходили в галерею? Деньги Анна забрала свои? Или картины еще там?

– Мам, так это через него ты отправила свои часы на аукцион?! – Хавиер встал.

– Да, он был посредником. Первичным рынком. И вот теперь я даже понять не могу и спросить не у кого, кто тут так меня обокрал! Его же застрелили вчера. Он убит! Как и у кого мне все теперь выяснить?! Где мои деньги?

– Так вот в чем дело! – каталонец обернулся к Анне. – Значит меня просто хотели подставить! У меня мог быть повод и мотив… 190 тысяч евро – это может послужить мотивом.

– О чем ты говоришь? – мать возбужденно прошлась по комнате.

– О том, мама, что при нас вчера застрелили твоего милого комиссионщика. А я даже ничего не знал!

– Ты же сказал, что вы не были в галерее!

– Если бы не Анна, я бы сидел уже в камере, как главный подозреваемый. – Хавиер не слушал мать, он полностью погрузился в новое осознание случившегося.

– Так ты там был?! Я ничего не понимаю! Вы видели как его убили? Кто его убил?!

– Анна была права! – он повернулся к матери. – Меня кто-то подставляет. А может и не меня, а кого-то из нас.

– Да что же ты такое говоришь! Ты говоришь ужасные вещи!

– Ну ладно, мам, мы пошли, – Хавиер встал.

– Может кофе? – настроение матери менялось скачками. Она уже была спокойна и улыбалась, хотя это полностью не соответствовало изменившейся ситуации.

– Я никогда не была такой толстой, – она плюхнулась на кресло напротив Анны. – Анна, я когда работала у мужа, я была худой-худой. Вот год как сижу дома. Растолстела. Теперь не обедаю. Только подаю. Диета. Надо худеть. Надо худеть, – она все повторяла и повторяла эти слова, глядя на худенькую Анну, рассматривая ее, скользя глазами по ее джинсам, куртке, майке, волосам.

Анна улыбнулась, встала.

– Мам, ну нам правда пора, – Хавиер пошел к выходу.

Две сестры вышли из-за стола, побросав свои чашки с супом. Старший брат что-то невозмутимо жевал за столом. Он не тронулся с места.

– Какие у вас косички. Это сейчас так в России модно?

Они окружили Анну и рассматривали ее как зверя в зоопарке. Обе они были изящны, одна в черных брюках и черной водолазке, вторая – в черной юбке и черной майке.

– Нет, это для маскировки. Чтобы полиция нас не опознала.

– Боже мой! Боже мой! – мать снова вскочила с кресла и забегала по комнате.

– Специально для сегодняшней вечеринки, – Анна улыбнулась.

– А на вечеринке будет полиция? – Хавиер уставился на Анну.

– Вы идете на вечеринку? – мать Хавиера строго посмотрела на него. В голосе звучал упрек. – Как ты можешь после всего случившегося ездить на вечеринку?

– Ну не на кладбище же нам ездить. Вон, одно уже взорвали.

– Что это значит? О чем ты говоришь? – женщина почти орала.

– Да вы включите телевизор. Там уже показывают, – Анна протискивалась к выходу. – До свидания.

– Вы что, тоже там были?!

Эти слова звучали уже за спиной – они выходили на лестницу.

Виктор сам открыл дверь. Вечеринка была в самом разгаре. Воскресный вечер не должен был пропасть даром. На кухне стояла выпивка, в углу комнаты, на столе – закуска – маленькие канапе. Пришла пора танцевать. Все уже порядком выпили. Это чувствовалось и в движениях и в разговоре.