Девушка первая выскочила из машины.

– Ну и где тут это кладбище? – в руках у нее была фотография.

– Сказано же – у самого конца пляжа. Нам, значит, надо по переходу и в конец города, к станции.

Они перешли на ту сторону железной дороги. Пляж тянулся вдоль всего города, а может быть и дальше.

– Вот там, – Хавиер махнул рукой в сторону маяка. – За углом, за скалами, есть бухточка. Там знаменитый нудистский пляж. Я сам туда летом хожу часто.

Берег был пустынный. Никто не купался и не загорал, хотя солнце жарило вовсю. На небольшом расстоянии от моря была проложена асфальтовая дорога. По обе стороны от нее были высажены пальмы и поставлены скамьи. Постепенно, чем больше они удалялись от туристического центра, тем больше эта дорожка превращалась в тенистую аллею. Двое мужчин в шортах совершали утреннюю пробежку с секундомером в руке. Две женщины прогуливали тут на редкость неповоротливых и смирных овчарок. В самом конце, пройдя станцию и кафе, Хавиер и Анна уткнулись в поворот дороги.

Тут начиналось кладбище. Абсолютно белая, как будто только что выкрашенная стена создавала трагически-классический контраст с черными железными воротами. Два можжевельника росли по обе стороны ворот. По высоте они достигали каменного креста на арке над воротами. На самом верху были выбиты цифры – 1899.

Место было пустынное и ощущение потусторонности витало в воздухе. Это было уютное, если можно так сказать, ухоженное и даже нарядное кладбище. Каталонцы не закапывают своих мертвецов в землю. Они утрамбовывают их в склепики, по несколько тел в одну ячейку, сколько войдет, целыми семьями. Для этих склепов они строят стены, вдоль которых располагаются с одной стороны окна – ниши, прикрытые мраморными плитами. Ширина такой стены – длина гроба, или тела. Как книжные шкафы в библиотеке, стояли ряды этих стеллажей с умершими, чьи жизни, интересные или тягучие как туман, драйвовые, или скучно-сонные, мало кого интересовали, и уж точно не были востребованы ни одним читателем. Людям свойственно учиться только на собственных шишках, и это при оптимистичном варианте рукописи.

На калельском кладбище эти стены-тумбы стояли по всему периметру. Они были похожи на миниатюрные дома в несколько этажей, где вместо окон – ячейки с надписями. Целые фамилии лежали почти за каждой такой плитой.

– Ты знаешь, Анна, похороны в Каталонии дело очень вонючее. Только близкие родственники ходят. Когда такой склеп вскрывают, чтобы в него положить новое тело, стоит такая вонища! Там же остатки, понимаешь? Останки. Сгнившие и полусгнившие, объедки червячного обеда. Только самые близкие ходят. Ну, если кого блеванет, чтоб не очень стыдно было, понимаешь?

Хавиер стоял возле белоснежной стены с нишами. В ней было 5 этажей.

– Во, смотри-ка – Германс Констанс, я знал этого человека. Ого! – Хавиер подскочил к застекленной нише. – Фамилия Пере Арниджас Рауреки – не знал, что у них тут склеп. Смотри, свежачки. Видишь, вообще ниша кирпичами заложена?

Утрамбованные дорожки, пальмы, подстриженные газоны, пирамидальный можжевельник среди белых тумб и черных оградок – все было чисто, вылизано, пристойно. То тут, то там, в нишах многоэтажных погребальных сооружений стояли искусственные и живые цветы.

Здесь были и земельные захоронения. В оградках и без, стояли памятники и стелы, простые кресты и с распятиями, надгробия и плиты.

Анна шла вдоль могил, рассматривая надписи. Прямо из песка торчал плоский облупившийся деревянный крест. Он слоился и расщеплялся. Никакой надписи. Могила была уже анонимна. Но великолепная черная фигура Христа, тонкая и выразительная, все еще держалась на этом обшарпанном символе, воткнутом прямо в пляжный песок. Внизу, у основания его торчали искусственные розы вылинявшего цвета. Видимо кто-то выбросил с могилы родственников, а смотритель принес сюда, и решил, что они как раз подойдут этому изысканному памятнику.

Кресты, кресты, кресты. Кресты за оградами, на постаментах, кресты без оград над надгробными плитами.

Анна не смотрела на каталонские склепы. Там было все одинаково. Где больше цветов, где меньше, где-то – совсем не было. Где-то были стеклянные дверцы перед мрамором, где то – нет, где-то мрамор был иссечен барельефом – (эти склепы были более старыми), где то – всего лишь надпись, где-то лежали целыми семьями, где-то один человек.

– Никогда бы не стала хоронить себя в склепе. Я б себя сожгла и рассыпала бы вдоль большой дороги, ну, чтоб не скучно было.

Хавиер шел вдоль каталонских склепов, выискивая знакомых.

– Ой, смотри-ка, 16 лет всего. – Анна остановилась у небольшого надгробия с простым каменным крестом. – Карлос Джане Хейдсейк, 1960 – 1976. Звучит как-то не по каталонски. Оооо! Да вот же этот сломанный крест.

Обломок мрамора ютился на небольшом постаменте, составленном из плит и похожем на небольшой пенал, узкий и длинный. К нему прилегал гранитный бордюр. Внутри была земля, посыпанная гравием. Два засохших цветка торчали непосредственно около мраморного пенала.

– «Мария Анна Вагнер. 26 июля 1897 года по 21 апреля 1964 года». Ну, что скажешь?

Анна присела на корточки перед крестом.

– Ну что скажу? Что скажу… Фиг его знает, зачем ты меня сюда притащила…

Хавиер подошел к ней.

Крест, а вернее две его половинки, приставленная верхняя часть с круглым центром и нижняя, – пенек от креста, выглядели вполне правильно. Только небольшой наклон перекрестия приставленной части говорил о том, что крест сломан и стоит на неровной поверхности облома.

Основание состояло из двух частей. Узкий пенал из мрамора с надписью в верхней части, утопал второй половиной в гранитном бордюре. Посредине верхней половины, прямо в букве «Н» в имени – Анна – торчал металлический штырь.

Девушка переступила через гранитный бордюр и присела на корточки перед крестом и надписью.

– Что же тут такое может быть?

Она ощупывала крест и мрамор. Наконец она дотронулась до штыря, сначала надавила на него, потом – потянула на себя. И случилась удивительная вещь. Он оказался ручкой. Верхняя часть мрамора просто открылась как секретер.

– Вау! – Анна уселась по-турецки прямо на землю. – Ну и ну. Что делать будем?

Внутри полости были черепа и коробка. Анна взяла череп в руки.

– А ведь это не женский череп, – она вертела верхнюю часть в руках.

– Ну конечно, это череп Бетховена, – Хавиер наклонился над девушкой. – Это же так естественно, череп Бетховена в могиле Вагнер!

– Да нет же. Вот смотри, видишь? – она показала тонкими пальцами на выпуклые надбровные дуги. – Видишь какие рельефные надбровные дуги? Они выступают слишком ощутимо. Это мужской череп. Только у мужчин бывают такие выпуклые надбровные дуги.

– Ну и что? – Хавиер выпрямился и обернулся.

– А что в коробке, – девушка открыла ее.