– Я не стану отвечать на ваши провокационные вопросы, –гордо заявил Шакеев. – Я прилетел сюда отдыхать, а не вспоминать разныеэпизоды моей биографии.

– Придется вспомнить, – жестко заметил Дронго. –Ведь вы уехали из Башкирии именно после того, как там обнаружили хищения наместном ювелирном производстве. Отсюда вывод – вы были и раньше знакомы сгосподином Северцовым.

– Может, и был, – сказал Шакеев, – мы все зналидруг друга. Ну и что? Если я его немного знал, значит, я самый главныйподозреваемый? Как раз наоборот, если я его раньше знал, значит, не мог егоубить. Может, мы были даже друзьями.

– Предают только свои, – ласково напомнилДронго, – есть такая известная французская поговорка.

– Это неприличная поговорка, – нахмурилсяШакеев, – свои никогда не продают. Они защищают человека от несправедливыхобвинений.

– Вчера вы публично признавались в ненависти ко всемювелирам и евреям.

– А разве Северцов был евреем?

– Нет. Но его можно было считать ювелиром, ведь он былвице-президентом алмазной компании. Или вы ненавидите ювелиров через одного?

– Я ничего такого не говорил, – быстро сказал Шакеев.

– Говорили, – вмешалась Нина, – я все слышала. Ивообще вы антисемит и ненавистник всех ювелиров.

– Не нужно мне такое говорить, – попросилШакеев, – я прочто вчера не сдержался. Наверное, много выпил.

– А сейчас вы трезвый?

– Разве вы не видите.

– В таком случае честно скажите нам, зачем вы отправились втакую поездку. Только не рассказывайте про свои нервы. Мы вам все равно неповерим.

– Почему я не могу просто так прилететь на Таити? Развеобязательно, чтобы была какая-то цель?

– Если бы вы прилетели во Францию или Испанию, я бы понялваше желание отдохнуть. Но лететь сюда почти сутки только для того, чтобыпокататься на корабле, который вам тоже не очень нравится, это уже настоящиймазохизм.

– Почему вы решили, что мне не нравится на корабле?

– Это написано у вас на лице.

Шакеев взглянул на Слепакову. Та, сдерживая смех, кивнула.

– Я просто не переношу морскую качку, – ответил Шакеев.

– Давайте без дураков, – попросил Дронго, – илучше отвечайте мне здесь, иначе потом вас позовут в полицию и снимут скруиза, – он конечно, блефовал, но Шакеев поверил.

– Они не имеют права, – быстро сказал он, – я всеоплатил.

– Назовите причину, – настаивал Дронго.

Миго, поняв, что происходит нечто важное, даже положил вилкуи нож на тарелку, прислушиваясь к их разговору.

– Никакой причины.

– Скажите честно, – не унимался Дронго.

– Да, – сорвался наконец Шакеев, – я узнал, что вэтой поезде будет Северцов, и решил поехать. Чтобы поговорить с ним как мужчинас мужчиной. Из-за этого типа, из-за его предыдущего начальника Раздольского, унас четырнадцать человек арестовали. У всех были свои семьи, жены, дети, внуки.А сколько людей с работы выгнали, в том числе и меня. Я думал, что здесь будетвремя и место спокойно переговорить с этим типом. Узнать, что он думает, каксобирается помогать людям. Говорили, что он уехал в Швейцарию и больше невернется. Но он вернулся. И я хотел знать, как он собирался жить дальше.

– Неужели только из-за этого вы отправились на край света? Аможет, вы просто хотели отомстить. За вашу разрушенную жизнь, за вашуоборвавшуюся карьеру, за все ваши страдания и мучения. Откуда вы узнали, что онсобирается на Таити?

– Мне сказали об этом в Москве, – сообщилШакеев. – На бирже акции «Якутских алмазов» неожиданно пошли вверх. Мнесказали, что туда вернулся Северцов, но он скоро улетает в южные моря.Оставалось узнать, через кого он обычно оформляет свои путевки, и записаться вэту поездку. Вот, собственно, и все.

– Только для того, чтобы увидеть Северцова и устыдить его?Вы же взрослый человек, Алим Сафуанович, неужели до сих пор верите, что уподобных людей может быть совесть?

– Я всегда верил в человека, – с достоинством произнесШакеев, – и вы меня не поймаете на таких вещах. Я летел сюда отдыхать. Азаодно и переговорить с Северцовым.

– Вы подходили к нему в Токио?

– Нет. Я считал, что еще рано его беспокоить. Хотелпоговорить с ним, когда мы будем на корабле.

Дронго посмотрел на волосатые руки своего собеседника.

– Вы резали когда-нибудь баранов? – уточнил он.

– Конечно, резал, – кивнул Шакеев, – а как жеиначе? На курбан-байрам, на другие торжества. А кто должен это делать? Хозяин вдоме, мужчина, отец. Или вы думаете, что если я резал баранов, то и человекамогу убить. Нет, не могу. Никогда на человека оружие не поднимал.

– Что он говорит? – не выдержал Миго.

– Рассказывает, что прилетел сюда, что переговорить субитым. Может быть, даже усовестить его. Вот такая странная миссия.

– Спросите, он его не убивал в процессе увещевания?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – я уже спросил. Он егоне убивал.

– Еще один свидетель – и все без результата.

– Между прочим, обед закончился, – напомнилДронго, – а прибалты так и не появились. Нужно узнать, почему они неподнялись на обед.

– Я узнаю у Жербаля, – предложил Миго, – десерт явсе равно не люблю, лучше пойду и узнаю.

Он поднялся и вышел из салона ресторана. Шакеев проводил еговзглядом. Затем укоризненно сказал:

– Не нужно было при нем вести такие разговоры. Что он пронас подумает?

– Он видел убитого. И подумает то, что нужно, – заметилДронго, – не беспокойтесь. Его интересует только сам факт убийства. Ибольше ничего.

– И вы не смогли узнать, кто входил в его каюту? – неповерил Шакеев. – И никто не слышал, как его убивают?

– Никто не слышал. Рядом была каюта Ваккера, но он тоженичего не слышал.

– Опять еврей и опять ювелир, – мрачным голосомпроизнес Шакеев, – от этих мы никогда не избавимся. И он ничего не слышал.

– Нет, ничего. Так он утверждает.

– Врет, – убежденно сказал Шакеев, – наверное,масон. Они сейчас управляют всем миром. Точно масон.

– Вы иногда несете такую чушь, – не выдержалаСлепакова.

– Я говорю то, что есть на самом деле, – возразилШакеев. – И вообще, не думайте, что погибший был таким ангелом. За нимстолько грехов водилось, что он сейчас точно в аду. Но никак не в раю, это явам гарантирую.

– Его сегодня убили, а вы говорите о нем гадости, – сотвращением сказала Нина.