Им с Тюхой было что вместе вспоминать.

Но они выпили молча. В холостяцкой квартире Кинчева из алкогольных напитков нашлось только пиво. Чокнулись разнокалиберными чашками с «Балтикой». Потом старательно закусывали кильками в томате, копченой колбасой и свареной еще вчера и разогретой на подсолнечном масле картошкой, изредка перебрасываясь отрывистыми фразами:

— Налить еще?

— Я сам…

— Какое больше любишь?

— Без разницы.

— А ты все так же… Не едок.

— Устал.

В неуютном однокомнатном логове Кинчева кухня выглядела наиболее обжитым уголком. Впрочем, оба они не только не были избалованы хорошим жильем, но с детства не знали никакого. Им было что вспомнить вместе.

Но вспоминали они — каждый — о себе.

Борька успел хлебнуть лиха еще до интерната. Все началось со смерти матери…

До того они счастливо жили в большом городе в маленькой квартирке втроем. Отец был человеком не так умным, как образованным, он работал на заводе в вычислительном центре и любил посмеяться над «чайниками», которые «не понимали элементарного». Что такое элементарное, маленький Боря не знал, но живо воображал тех толстомордых тупых оболтусов, которые со всех сторон окружали отца — высокого, спортивного, в красивых очках. А мама была талантливая, пела и танцевала в театре оперетты. Красавица с пышными темно-рыжими волосами. Всегда нарядная, и в жизни, и на сцене. Часто брала Борьку на репетиции. Ну и здорово же там было! Музыка — всегда веселая, люди — только радушные, даже скандалы ненастоящие, театральные, очаровательно шумные и остроумные.

Но однажды отец пошел встречать маму после спектакля и не возвратился даже к утру. И к обеду.

Шестилетний Борька и лег спать один, и проснулся один, что-то поел из холодильника и целый день ждал возле окна. Там же и заснул, положив голову на подоконник.

Отец пришел в полночь.

Но это был уже не он, а какой-то злой человечек, перепуганный и сутулый. Заперся в туалете и ужасно кричал там. Потом кричал в ванной.

Борьку не замечал.

Малыш забился в уголок большой, купленой на вырост кровати и заснул только к середине ночи. В отличие от отца плакал тихо, почти беззвучно.

На следующее утро он первый раз в жизни начистил картошки, сам сварил ее. Отец… Нет, тень отца, призрак в его осунувшемся теле без единого слова, безо всякого выражения на лице запихнул в себя тот не посоленный картофель. И ушел из квартиры, не сказав — куда.

Тогда и он пошел на улицу. Соседки испугались его, шестилетнего. Сразу смолкли. Потом начали охать и расспрашивать.

О том, что произошло, он подслушал разговор в подъезде. Понял намного позднее.

Родители возвращались домой поздно, после спектакля. Какие-то пьяные подонки подъехали к ним на машине в темном переулке. Их было то ли пятеро, то ли шестеро. Схватили мать. Отец попробовал защитить, но его отбросили под кирпичную стену немого дома, а ее, грубо зажимая рот, запихнули в кабину автомобиля — и исчезли. Тело матери нашли через несколько дней. Эксперты говорили, чтосмерть наступила от внутреннего кровотечения. В лесу, куда ее завезли, было темно, она сопротивлялась, наверное, бросили на пенек и сломали позвоночник, порвали селезенку. Позже отец якобы узнал одного из тех подонков, но у того было безоговорочное алиби, и вдобавок — председатель местной ячейки общества трезвости, его под хмельком никто никогда не видел…

Отец перестал ходить на работу. Лежал на диване, смотрел телевизор и листал книжки. Стали исчезать из квартиры вещи, сначала предметы роскоши, а потом и самые необходимые в быту. Даже утюга не стало. Борька, недавно начавший ходить в школу, стал пропускать уроки. Он дичал, не разговаривал с детьми, не отвечал учительнице. Через несколько месяцев они с отцом забрали остатки домашнего скарба и поехали куда-то на поезде, потом на автобусе. Поселились в крохотной избушке на кладбище. Отец устроился там сторожем, даже копал могилы. А чаще всего просто лежал на деревянном топчане. Это был маленький городок, и, увидев Борьку, люди начинали перешептываться. Иногда угощали чем-то, выразительно покачивая головами. Потом приходили строгие и горластые тетки, отца лишили родительских прав, так как он не отдавал сына в школу, употреблял наркотики и официально нигде не работал.

Маленький Боря оказался в интернате и только научился подписывать конверт, сразу начал слать письма теткам и дедушке. Чтобы приехали за ним, потому что жилось ему на казенных харчах очень несладко. Но вместо близких людей время от времени приходили по почте небольшие посылочки с канцтоварами и лакомствами, которые, конечно же, чаще доставались старшим ребятам, чем ему.

В пятом классе в их интернат перевели худющего, похожего на маленького крысенка Витю Кинчева, Витюху-Тюху. Из школы санаторного типа как окончательно выздоровевшего. Тюха был подкидышем, и даже фамилию ему дали в Доме ребенка. Как водится, кто-то предложил — и все согласились. Предлагала, похоже, поклонница популярной тогда группы «Алиса».

Они сдружились, почти никогда не ссорились. Уже через год их стали опасаться обижать — было бы себе дороже. Они научились ловко использовать данные от природы возможности, Витюха был мозгом этого тандема, Борька — мощью, он активно и самозабвенно занимался спортом и год от года становился все более сильным, быстрым, ловким, умелым.

Они расстались после девятого класса, разъехались по разным училищам. Переписка сразу и заглохла, так и не начавшись.

И вот перед Борисом сидит взрослый Тюха, курит уже третью сигарету и хвалится своим подвигом сыщика, осуществленным еще во время первой летней практики:

— …и в результате я нашел-таки ту женщину, которая подбросила меня на автостанции двум студенткам.

— Ты не хочешь называть ее матерью?

— Ни за что. Это, я скажу тебе, особа! У нее, кроме меня, сейчас еще одиннадцать детей. Все от разных отцов. Да, и еще сестра есть, ее она тоже подкинула, через год после меня, на той же автостанции. Городишко-то крошечный, эти два события все запомнили. Сестричку удочерили неплохие, вроде, люди. Я за ними понаблюдал издали. А за сестренкой вроде как приударил немного. Интересно было познакомиться. Она, конечно, не догадалась, кто я ей. Симпатичная такая, миниатюрная. Светой зовут. Студентка, врачом будет… Да, а эта, которая мне братьев и сестер штампует, теперь она поумнела, не подбрасывает их, а сдает в Дом ребенка, потом в интернаты, но все время получает помощь как многодетная мать. Представляешь, одиннадцать детей, прямо мать-героиня! С сожителями пропила уже две квартиры, которые выбивала якобы для детей. Время от времени берет их к себе, чтобы получать льготы. А они такие симпатичные! Крутятся, как собачата, попрошайничают, машины моют, металл собирают, бутылки, еще и ей, заразе, на выпивку приносят. Я уже все решил про них. Заработаю себе на приличную квартиру, лишу ее родительских прав и заберу всех к себе.