Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она первой вошла в зал, привычным жестом сбросила на диван шубку и закрыла балкон. Направилась прямо к закрытой двери, под ручкой которой предусмотрительно виднелся ключ с перламутровым брелочком.
Эта спальня была почти такой же шикарной, как и покои хозяев. Только вместо ярких малиновых оттенков все было выдержано в приятных пастельно-кремовых тонах. Светлая мебель, простор. Приоткрытая дверь в ванную, где так же все нежно-кремово и бело.
— Мы ее называем комнатой для VIP-гостей, — сцепив пальцы под грудью, как оперная певица, пояснила Ольга Владимировна. — Мы с Кириллом вообще-то мечтаем о детях. И тогда эта комната будет для них…
— Дети? — Виктор посмотрел на нее заинтересованно. — Дети — это хорошо… А почему у вас нет никакой живности? Даже рыбок?
Она пожала плечами:
— Поверьте, не думали как-то… А на что вы намекаете?
— Ни на что. Люди заводят собак для охраны. Чтобы было спокойнее.
— Я боюсь собак… А котов просто не терплю. Что в них хорошего?
— Понятно.
— Но теперь. Поверьте, теперь я скажу Кириллу. Мы посоветуемся. Может, и правда… Пару каких-нибудь породистых овчарок. Умных. А то страшно как-то…
Он только выразительно посмотрел на пани Ольгу сквозь блестящие стекла. И пошел. Сначала в большой Маленький зал, потом в огромный Большой. Еще раз осмотрел там старые картины, забрал под мышку свой пиджак.
— Что-нибудь выпьете? — догнала его Ольга.
— Возможно. Только не здесь, а на кухне. Горячего. Не провожайте, я сам дорогу знаю. Изучил во всех подробностях, — он наконец улыбнулся, и Ярыжская расцвела, глазки призывно заблестели.
— Я надеюсь, что мы еще…
— Разумеется. Еще не раз придется встретиться. Так что — до встречи.
— Всего доброго.
Она смотрела, как следователь неуклюже спускается по лестнице, скрывается за поворотом. Когда он скрылся, погасила свет, медленно, словно мгновенно обессилев, пошла к бару, ощупью взяла там сигареты, надела, старательно застегнув все пуговицы, кашемировую куртку и вышла на балкон.
И только там расплакалась.
Мгла, словно невесомым туманом, облегала старый дом. Стихало карканье надоедливых ворон. Смягчались краски, сглаживались выступы и углы. Дом все глубже погружался в готическую таинственность.
Виктор Кинчев в конце концов возвратился на кухню, откуда начинали обход. По дороге успел надеть пиджак.
Вежливая Надя спросила:
— Что-нибудь выпьете?
— А что у вас есть? — мимоходом бросил следователь, дергая за ручку скошенную металлическую дверцу, странно и неуместно торчащую под стеной.
— Все. Чай, кофе, молоко, соки. Пиво, кола, бренди, вино. Водка.
Но Кинчев пропустил мимо ушей список предлагаемых напитков, он насторожился: дверца не открывалась.
— Это вход в подвал?
— Да.
— Запирается только снаружи?
— Конечно, — Надежда вынула из кармана большую связку ключей, самый длинный сунула в замочную скважину, с натугой повернула. Дверца открылась мягко, без малейшего скрипа.
В подвал вели крепкие каменные ступени. Внизу Щукина легонько щелкнула выключателем, и свет залил огромное помещение.
Читатель детективов привык к гнетущим картинам подземелий: сырая плесень, духота, пыль и паутина. Мыши и крысы.
Но это был совсем иной подвал.
Тепло, сухо, чисто, просторно. Лампочки без абажуров и свежеокрашенные разнокалиберные трубы. Под стенами — ряды старой мебели, штабеля чугунных батарей, металлическая арматура неизвестного назначения. Справа у входа — современная котельная с новенькими трубами и блестящими ручками.
— У вас здесь чисто…
— Разумеется. — Щукина была удовлетворена впечатлением, которое подвал произвел на следователя. — Это я порекомендовала хозяевам Семеныча, нашего школьного сантехника. Он и там, в школе, сделал из болота куколку. Никто не верил, когда он обещал: буду в подвал спускаться в белой рубашке и приличном костюме. Но так и вышло. И здесь — тоже порядок. За две недели все сделал. Один. Только с трубами сварщик помогал.
Кинчев обошел все уголки. Низко склонился над толстой теплой трубой. Покопался во внутренностях старого шкафа. Постучал по стене.
— Та-ак… Та-ак… Интересно… Ну, пойдемте наверх. — Однако сам остался на месте. — Сантехник здесь часто бывает?
— Семеныч? В последний раз спускался сюда две недели назад. Мы договорились вызывать его только в случае неполадок. Но потребности не было. Все работает. Разве что…
— Что?
— Ну, когда унитаз… Булькал что-то. Но ведь ничего не протекает. Вроде бы нечего было и беспокоить…
— Но он приходил?
— Да, мы вместе смотрели унитаз, проверяли — все было в порядке. А потом снова…
— Ваши призраки давно начали появляться? Когда в первый раз?
— Несколько дней назад. Но… они не мои.
— Что вы имеете в виду?
— Лично я ничего такого ни разу не видела. Только зафиксировала небольшую неисправность, то есть… нарушение в работе унитаза. И все.
— Так и запишем. — Кинчев пошел к лестнице.
Надя поплелась следом. Спросила у его спины:
— Что запишете?
— Что чай я буду пить дома.
Распрощался он вежливо, но неприятный липковатый осадок будто осел на всем оборудовании модной еврокухни.
Щукина осталась одна. Достала из верхнего шкафчика банку из-под цветочного чая, вынула из нее и положила на стол бледно-зеленый стикер с торопливой надписью: «Мир огромен, но ты не спрячешься нигде». Села и задумалась.
Тихо. Непривычно тихо в доме.
А за окнами — ранняя зимняя ночь. Черная, как смола.
Маня умирала, и все знали об этом. И сама она все понимала, хотя окружающие старались уверить ее, что выздоровление уже не за горами, что новые пилюли, прописанные известным профессором, скоро поднимут ее на ноги, что отложенная уже во второй раз свадьба непременно состоится. Ведь все готово, даже приглашения отпечатаны, как только Марии станет немного лучше, их сразу же и разошлют. Григорий хотел уже вписывать дату, но Маня уговорила подождать. Ах, как хорошо она все понимала: и их сочувствие, и любовь, и свое безнадежное положение…
Она так хотела еще раз увидеть Барвинковцы и уговорила отца и жениха переехать в не до конца отделанный дом. Словно готовилась умереть в нем.
Сейчас она лежала, заботливо укутанная одеялом и пледом, на диване в крошечной башенке. Для больной это считалось прогулкой. Она пылала изнутри, задыхалась, то и дело кашляла.