Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме было тихо, лишь из телевизора доносилась негромкая музыка в стиле шестидесятых. Он прошел через гостиную мимо аккуратно прибранной кухни, заглянул в кладовую, но матери ничего не было.
– Мама.
– Майк, это ты?
Он испытал облегчение, увидев мать. Ее светло-каштановые волосы были всклокочены, она одергивала подол бледно-розовой рубашки и выглядела почти испуганной.
– Все в порядке?
– Прекрасно. Просто ты застал меня в… э-э… – Она густо покраснела.
Майк предпочел не задумываться над природой этого румянца.
– Слушай, я вернусь в другой раз.
– Не глупи. Проходи на кухню. Там кофе и свежее печенье.
Если они продолжат притворяться, будто ничего не произошло, он готов смириться.
– Хорошо.
– Здорово, что ты заехал. Так неожиданно. Все хорошо?
– Хороший вопрос.
– Присаживайся.
Они расположились в яркой солнечной кухне. Мать налила кофе, поставила тарелку с печеньем и села напротив:
– Рассказывай.
Невозможно вспомнить, сколько раз они сидели вот так, лицом к лицу, на знакомой кухне за чаем или кофе, и Майк делился с матерью своими проблемами. Здесь же он застал ее плачущей. То самое место, поворотная точка всей его жизни. Только здесь он мог предпринять попытку изменить жизнь.
Он рассказал о Кларе, о ребенке, о том, что теперь знал Шон. Брат обозлился за то, что он лгал ему столько лет.
– Как же Клара? Она беременна твоим ребенком. Ты ее любишь?
Майк покачал головой. Конечно, в итоге она заострила внимание только на этом. Снова хороший вопрос.
Он вышел из-за стола, подошел к окну, развернулся:
– Сейчас это не имеет значения.
– Майкл Патрик Райан, только любовь имеет значение.
– Мама, как ты можешь говорить такое, когда тебе изменили, лгали.
– Вот что. С меня достаточно. Сядь. Я скоро вернусь.
Майк послушался, чувствуя себя вымотанным. Если он не выспится в ближайшее время, окончательно превратится в зомби.
Вернулась мать, таща за собой отца. Его волосы были всклокочены, он на ходу застегивал рубашку и подтягивал брюки. Ну все ясно, чем именно занимались родители, когда он ввалился с незапланированным визитом. И да, он предпочел бы не думать об этом.
Майк напрягся, Джек Райан тоже. Обоим было некомфортно друг с другом после того, что произошло двадцать лет назад. Майк не представлял, как они смогут это преодолеть.
– Сели. Оба.
Пегги скрестила руки на груди, мужчины послушно повиновались. Она переводила взгляд с мужа на сына и обратно.
– Майк, я пыталась поговорить с тобой раньше, но ты никогда не хотел меня выслушать. Я бы могла заставить тебя, но отец не позволял. Он хотел, чтобы ты сам пришел к нему, когда будешь готов. Не думала, что это когда-нибудь случится.
– Мама…
– Мне не стоило обременять тебя тем, что я чувствовала в тот день. Ты вернулся раньше, застал меня в слезах, и смотри, что их этого вышло. Мне бы хотелось стереть тот день из твоей памяти, но я бессильна.
– Мам, я знаю. – Он бросил взгляд на отца. – Мы не должны снова говорить об этом.
– Проблема в том, что мы так никогда и не поговорили об этом. – Ее взгляд смягчился, когда она посмотрела на сына, взяла его за руку. – Ты тогда был маленьким мальчиком и не помнишь, но у твоего отца возникли проблемы с работой.
Джек подхватил рассказ, и Майк впервые за очень долгое время посмотрел на отца.
– Конечно, это не оправдание, но мы испытывали давление и, вместо того чтобы поговорить друг с другом, отдалились, замкнулись каждый в себе.
– Мы были не правы, подвели друг друга. Майк, в том, что наш брак дал трещину, виноваты оба. Мы ошибались и оказались на грани того, чтобы потерять нечто сокровенное.
Майк слышал их, видел, но не мог понять или простить. Повернувшись к отцу, он тихо сказал:
– Ты обманул. Ты изменил ей.
– Я действительно солгал. Мне было больно, я волновался о семье. Чувствовал себя проклятым неудачником, тосковал по твоей матери, потому что в какой-то момент мы даже перестали разговаривать.
– О, Джек.
Муж сжал ее руку, снова посмотрел на Майка:
– Я солгал и даже в каком-то смысле изменил. Но это не то, что ты думаешь.
– Что?
Джек вздохнул:
– С женщиной, о которой узнала мама, мы просто ужинали, много разговаривали. Она смеялась над моими шутками, заставив почувствовать себя особенным. Глупо. Я вел себя как идиот, но не переспал с ней, Майк. – Джек посмотрел сыну в глаза. – Я никогда не прикасался к другой женщине после того, как женился на твоей матери.
– Вместо того чтобы друг друга поддерживать, мы с отцом отдалились настолько, что стали двумя незнакомцами, проживающими под одной крышей.
Джек поцеловал ее руку:
– Самое главное, мы снова обрели друг друга, прежде чем случилось нечто непоправимое.
– Я даже не знаю, что и сказать, – пробормотал Майк.
В течение двадцати лет они с отцом буквально избегали друг друга, не могли поговорить о том, что развело их в разные стороны.
– Почему ты мне не рассказал?
– А ты бы поверил?
– Наверное, ты прав.
Майк столько лет злился, позволяя этому эпизоду влиять на его жизнь настолько, что он решил, что в этом мире никому нельзя доверять целиком и полностью. А все из-за случая, который неверно истолковал мальчик тринадцати лет.
– Дело в том, дорогой, – сказала Пегги, – что ты использовал отца как предлог, чтобы держать на расстоянии всех и каждого. Ты защищаешь себя, чтобы никто не смог причинить тебе страдания. Так жить нельзя.
«Она права», – подумал Майк. Он действительно старался никого к себе не подпускать. Только Кларе удалось проскользнуть через преграды, которыми он окружил себя, прямиком в самое сердце.
– Тебе бы стоило узнать о том, какое трудное время у нас было. Мне больно видеть, как вы отдалились друг от друга.
Майк посмотрел отцу в глаза и увидел ту же печаль и чувство утраты, которые испытывал он сам в течение многих лет. Теперь нужно пересмотреть свои взгляды на многое. Слова Шона раздавались эхом в голове. Все эти годы он считал, что знает истину.
Он был ребенком, принимал детские решения, и именно эти решения управляли его взрослой жизнью. Если бы Майк хоть раз спустился со своего трона, снизошел до того, чтобы просто поговорить с теми, кто его окружал, все сложилось бы по-другому.
– То, что произошло, не твоя вина, – осторожно заметил отец. – Ты был ребенком.