на коленях. Так мне будет спокойнее.

— Хэй!..

— И третьего стула тут всё равно нет.

Мы, наконец, усаживаемся, и Рома широко зевает.

— Так о чём вы говорили?

— О том, что будем делать с Сашей, когда он проснётся.

Я осторожно заглядываю Роме в глаза. Кажется, он окончательно проснулся и уже напряжённо о чем-то думает. Впрочем, вариантов, о чем он мог думать, было немного.

— Надо поговорить, — произносит он наконец. — Не в полицию же звонить. Просто выясним всё до конца. На этот раз — окончательно.

Я обнимаю его за шею. Мне очень страшно. Если бы Генрих согласился? Если бы взял деньги и…

Мои мысли прерывают тихие шаги в коридоре. Мы переглядываемся.

— Саша?

— Нет, скорее всего, малышей разбудили.

Артём выходит на разведку и пару секунд спустя возвращается с сестрой на руках.

— Это кто у нас такой любопытный, а? — спрашивает он шёпотом. Девочка смеётся. Я иду искать одежду, и Рома идёт за мной.

— Прости меня за вчерашнее. Пожалуйста, — он с болью смотрит мне в глаза. Я усмехаюсь.

— Ещё вчера простила, глупый.

Я быстро целую его и выставляю за дверь.

— Я оденусь и приду. Помоги Артёму приготовить завтрак. И не шумите там!

Надеваю своё платье, которое ещё вчера оставила тут, когда дрожала, сжимая в руках лезвие бритвы. А если бы я сделала это? Что бы случилось дальше?

Знакомая пустота заполняет голову, и я неимоверным усилием гоню её прочь. Только не сейчас! Собираю разбросанные по комнате вещи. Да, кажется, беспорядок — это моя личная аура…

Прикрываю дверь и иду на кухню. Брат и сестра Артёма сидят у Ромы на коленях. Он рассказывает им какую-то загадочную историю, и на лицах детишек неподдельное восхищение. Прямо как у меня.

— Значит, он не помог тебе с завтраком? — подхожу к Артёму. Парень печёт блинчики.

— Очень помог! Мне не нужно следить за этими маленькими обезьянками.

— Они такие замечательные! — я на секунду задумываюсь. — Слушай, я никогда не спрашивала, но почему ты живёшь с ними, один? Как… Это получилось?

Артём прикрывает глаза.

— Родители пропали без вести в экспедиции два года назад. Меня усыновила мамина сестра, но у неё самой трое детей. Я не хотел, чтобы мы сидели на шее у тёти. Стал искать работу, деньги, а нашёл Генриха.

Мы молчим, прислушиваясь к тихому рассказу Ромы. Дети на его коленях сидят, открыв рты.

— Генрих очень помог мне, — с трудом продолжил Артём. — Мы смогли купить квартиру, хотя формально у меня ещё нет прав ею владеть, и она оформлена на него. Он поступил очень великодушно, но это были грязные деньги. "Его работа", как он её называл, была обыкновенным грабежом. Я понял, что связался с ужасным человеком. Думал, что отдам ему все, до копейки, лишь бы развязаться с ним. Но, сама понимаешь, много ли может заработать старшеклассник с братом и сестрой?.. Нам не хватило бы даже на то, чтобы заплатить за квартиру.

— Так… Откуда у тебя деньги? — спросила я.

— Что-то даёт тётя, но этого всё равно очень мало. В основном за меня платит Генрих.

Я удивлённо вздохнула.

— Всё ещё?

— Да, — Артём нагнул голову ещё ниже.

— Но почему?

— Я не знаю. Сначала я думал, что он потребует что-то взамен… Ну, хотя бы возобновить наши… встречи. Но он ничего не просил. Ни разу не спорил со мной и моим решением. Платил по счетам, заказывал одежду и еще какие-то мелочи в интернете… Я так и не осмелился отказаться от его помощи.

— Да уж… Получается, Генрих — твой покровитель? Но с чего тогда сцена на парковке?

— Я вступился за Аринку. Сам виноват, — Артём пожал одним плечом. — Я знал, что Генрих её недолюбливает. И думает, что между нами что-то было.

— Это правда?

— Нет, конечно нет. Но ему я этого никогда не говорил. Хотел позлить и… Нарвался. Рома прав, он мог убить меня на месте. Наверное, из нас двоих только я настоящий отморозок, раз живу за чужой счёт и даже ни разу не сказал спасибо.

— Мне показалось, он не любит, когда его благодарят, — я улыбнулась и дотронулась до его плеча. — Ещё не поздно всё исправить.

Артём посмотрел на меня и кивнул, собираясь что-то сказать, но из коридора послышался какой-то шум, и мы резко обернулись.

В дверях, держась одной рукой за стену, стоял Саша. Если честно, он не производил впечатление человека, много выпившего прошлым вечером. Даже я выглядела хуже неделю назад. Просто сонный, но уже улыбающийся Сашка, ничего особенного. И ледяное молчание на тихое "доброе утро".

Мы смотрим на него не отрываясь. Дети убежали в комнату, и мы остались на кухне вчетвером. Краем глаза я замечаю, что Артём выключает плиту. Саша непонимающе смотрит на нас.

— Что-то случилось?

Я коротко выдыхаю — и когда я успела задержать дыхание?..

— Что ты помнишь?

Он вскидывает брови, не сразу понимая, о чем я.

— Что? А, вчерашнее… — он хмурится. — Значит так. Я помню, как мы говорили около школы, как я поехал в какой-то клуб, выключил телефон и купил абсент. Ещё помню, что мне почему-то не хотели его продавать. Ммм… Помню автобус. Да, точно, какой-то автобус. За окном было очень темно, и я немного переживал, что потеряюсь. Но куда именно я ехал, почему-то не помню. Кажется, всё?

Он вопросительно смотрит на меня. Я ничего не понимаю.

— Кстати, а почему мы у Артёма? Вы что, нашли меня в автобусе?

— Н… Не совсем, — выдавливает Артём. Рома молча сверлит брата взглядом, и я замечаю, что Саша избегает на него смотреть.

— Это всё, что ты помнишь? — брат кивает. — Попробуй вспомнить что-нибудь ещё.

— Нет, это точно всё. Дальше — тьма, — он виновато улыбается. — А почему ты спрашиваешь? Я что-то натворил?

— Ты приехал к Генриху.

— Я?! — кажется, он искренне удивлён. — Но зачем? Что мне могло от него понадобиться?

В наступившей тишине Рома очень тихо произносит:

— Ты ехал попросить Генриха убить меня.

Саша медленно садится прямо на пол. На его лице — растерянность.

— Нет, это невозможно! Я бы никогда не стал… Здесь какая-то ошибка…

Он обхватывает голову руками, смотрит широко открыв глаза куда-то мимо нас, и только качает головой. Я не выдерживаю.

— Почему, Саша?! Почему ты так поступил? И почему не помнишь этого теперь?

— Я не знаю, — почти шепчет он. — Я не знаю…

— Зато знаю я, — холодно бросает Рома. — Что у трезвого на уме, то у пьяного… А с абсентом шутки плохи.

Помолчав, он добавляет уже мягче.

— Я не виню