но они, по-видимому, сидели по комнатам. Два года назад мне посчастливилось съездить в наш местный Дом малютки в качестве волонтёра. Там нам показали всего одну группу – ясельную. Восемь человек детей от месяца до года лежали в одной комнате в кроватках, а под самым потолком висел огромный разноцветный мяч. Всякий, кто заходил в ясельную, крутил этот мяч за нитку, тот вертелся, а дети улыбались, кто-то даже хлопал в ладоши. Жуткое зрелище. «Детей слишком много, – объяснила мне тогда одна из воспитательниц, – рук не хватает. Спасибо неравнодушным людям. А так малышей только разноцветный мяч и развлекает». Интересно тут такое тоже подвешивают?..

– Присаживайтесь, – сказала заведующая, когда мы вошли в кабинет, – и говорите. У меня мало времени.

– В вашем приюте жил мальчик. Он отказник. Попал к вам лет…

– Шестнадцать назад, ‒ подсказала я, оглядывая кабинет. Он был совершенно простым, без излишеств, но светлым и с большими, чистыми окнами.

– Шестнадцать назад, – повторил «Демидыч». – А через четыре или пять лет его отправили в областной детский дом, потому что в здешнем не было мест. Мальчика назвали Савва Нестеров.

На секунду глаза заведующей расширились. Она даже плечом дёрнула, но поспешила скрыть это, тут же переведя взгляд на потолок.

– Не припомню такого, – ответила она, делая вид, что разглядывает люстру, – я работаю здесь чуть больше десяти лет.

– Может, что-то сохранилось в архивах? – предложил «Демидыч».

– Вряд ли у нас что-то осталось. Все дела должны были уехать вместе с ним в областной приют.

– Вы могли бы поспрашивать у тех, кто работал до Вас. Возможно, кто-то его помнит.

– Вы родственник?

– Я? – «Демидыч» замялся. ‒ Нет, но мне очень нужно хоть что-нибудь выяснить про его родителей.

– Вы же сказали: он отказник.

– Да, но… Ведь заявление об отказе его мать писала. К тому же по закону она должна была выплачивать на его обеспеченье что-то вроде алиментов.

– Я ничем не могу Вам помочь. – Заведующая сложила ладони домиком и прижала их к носу. Мне в глаза тут же бросился яркий фиолетовый маникюр, совершенно не вяжущийся с её длинным серым платьем.

«Демидыч» покачал головой и на несколько секунд прикрыл глаза как от сильной боли. Щёки его покраснели, на лбу опять выступили капли пота.

– Спроси про роддом, – с горечью в голосе произнесла я.

Покашляв, он прочистил горло и немигающим взглядом посмотрел на заведующую.

– Вы можете хотя бы сказать номер роддома?

– Роддом в городе один, – вздохнула она, – но там Вам вряд ли помогут. Врачебная этика, да и слишком много времени прошло.

– Пойдём, – сказала я «Демидычу» и подошла к дверям. Я не верила этой женщине ни на грамм. Она определённо что-то знала, но пыталась скрыть это всеми силами. И, похоже, не только из-за профессиональной этики. Здесь было замешено что-то ещё. Может, от Саввы отказалась её родственница или близкая подруга…

– Послушайте, – начал «Демидыч» почти скулящим тоном, – мне очень нужна помощь, и если Вы что-то…

Резко открывшаяся дверь не дала ему закончить. На пороге возникла девушка лет двадцати трёх, ухоженная, улыбчивая, с толстой светло-русой косой через плечо.

– Галина Ивановна, – быстро заговорила она. – Там Пестерева звонит. Я ей сказала, что у Вас посетитель, но она и слушать не желает. Что-то по рабочим и новым шкафам требует.

– Я поняла, Лиза, – отрезала заведующая, а потом обратилась к «Демидычу»: – Простите мне нужно работать. Это наш спонсор. Государство выделяет не слишком много средств на заботу о тех, кто остался без родителей.

«Демидыч» встал и попятился к дверям. Я даже не поняла, сказал ли он ей до свидания.

Минут пять мы шли молча. Перед глазами стояла пелена, такая сильная, что иногда я спотыкалась о камни, разбросанные по дороге, хотя по законам физики не могла спотыкаться о них. «Демидыч» тяжело дышал и бубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Заметив одинокую скамейку возле берёзы, он сел и обхватил голову руками.

– Этой женщине что-то известно, – попыталась утешить его я. – Она прикрывает кого-то.

– Какая разница? – Он потёр виски. – Мне что теперь силой вытряхивать из неё правду?

– Давай сходим в роддом.

– А нам всё там так и скажут. Давай ты лучше вернёшься и пороешься в архивах. Ты ведь можешь это сделать?

– Не знаю. Да и что искать, а главное ‒ где?

– Пойдём на вокзал, – хмуро подытожил он. – Что тут уже делать?

– Наша электричка в восемь. Зачем так рано?

– Ты предлагаешь город посмотреть?

Мы заспорили. Он язвил, а я не хотела сдаваться. Не могла уехать домой с пустыми руками.

– Давай хотя бы попробуем!

– Она же сказала: не положено. Врачебная этика. Были бы мы из органов попечительства или милиции, может быть, тогда нам и помогли бы. А так… Толк какой? Позориться не ты будешь!

Я закрыла глаза. Аргументы иссякли. «Демидыч» кряхтел и с досады перебирал лямки на вещевом мешке.

– Ладно, – пришлось согласиться мне. – Что делать… Будем искать другой выход.

«Демидыч» встал, отряхнулся и, закинув на плечи вещевой мешок, уже собрался переходить дорогу, но притормозил. Навстречу ему выскочил чёрный автомобиль с затемнёнными стёклами. Я ахнула: машина как две капли воды походила на внедорожник Тимура. Что-то заставило меня сойти с места. Что заставило побежать вперёд и посмотреть на водителя и пассажиров. Передняя дверца открылась почти сразу. Мужчина в сером костюме, обойдя машину сбоку, аккуратно отворил заднюю дверь.

На асфальт выпорхнула женщина лет пятидесяти пяти, грузная, но эффектная, в дорогом красном костюме. Она смотрела на приют, слегка прищурившись, будто оценивая. Вы наверняка встречали такую породу людей: им всё и всегда все должны.

Отчего-то я сразу решила, что это и есть та самая Пестерева. Но её появление мало волновало меня, потому что я, не отрываясь, разглядывала совсем ещё юную девушку, которая тоже сидела в машине, но выходить не торопилась. Обычная, в простом платье, с длинными волосами, зачёсанными на прямой пробор, и ничем особенно не примечательная, ну, если не считать того, что она тоже была призраком…

Глава одиннадцатая

Я во все глаза смотрела на девушку-призрака, но та, казалось, и вовсе не замечала меня. Вылезла из машины, опустила голову и, как привязанная, поплелась к приюту за женщиной в красном. Высокая, худощавая, на вид лет семнадцать-восемнадцать, может, девятнадцать, но никак не больше. А ещё совсем прозрачная, даже более прозрачная, чем Савва.

К «Демидычу» мне пришлось возвращаться бегом. В голове зрел план, и времени на споры не было.

– Достань телефон, – строго сказала я, как только он открыл рот, по