Фэй прекращает свое занятие и спрашивает:

– Будешь?

Она поднимает ложку, чтобы показать, что имеет в виду.

У Клэри нет желания пить кофе посреди ночи. Она хочет вернуться в спальню и забыться сном. Но она подозревает, что этого не случится. По крайней мере, пока здесь Трейси и Скотт. И нет Энни. Было бы грубо и нетактично просто лечь в постель. Так что она пожимает плечами:

– Конечно.

Фэй смотрит ей в глаза.

– Хэл расследует ситуацию, – говорит она сухо, давая Клэри понять, что это все, что ей нужно знать. Ничего не изменилось. Нужно набраться терпения.

– А что Скотт здесь делает? – спрашивает Клэри, не потому, что против его присутствия, а скорее из-за необъяснимой злости на него, как будто если бы не он, всего бы этого не случилось.

– Ему нужна была поддержка, – пожимает плечами Фэй. – Вряд ли можно винить его в этом. – Она показывает на холодильник на другом конце комнаты. – Достань сливки, на случай если кто-то захочет.

Клэри направляется к холодильнику и покорно открывает его. Чавкающий звук уплотнителя эхом разносится по кухне. Она заглядывает в холодильник и видит там миндальное молоко – миндальное молоко Энни. Она единственная пьет его, и обычно все заканчивается тем, что они выкидывают полный пакет, когда кто-нибудь из них соображает проверить срок годности и видит, что тот давно истек. Клэри смаргивает слезы и закрывает холодильник, забыв, зачем его открывала.

Она думает о просьбе Энни. Они стояли на этой самой кухне, когда та впервые заговорила о Трэвисе. Фэй оставила их мыть посуду. «Не проси меня этого делать, – сказала тогда Клэри своей кузине. – Это нечестно». Она задумывается, не пропала ли Энни только затем, чтобы вынудить ее признаться. Но если бы это было так, то почему бы ей и правда не выложить все Трэвису? Если бы это вернуло им Энни. Что ни говори, а ее кузина умела обстряпать все так, чтобы люди поступали, как ей того угодно. Например, чтобы Клэри по собственной воле бросилась выполнять единственную вещь в мире, которую никогда не собиралась делать.

Впрочем, несмотря на свою склонность к драме, даже Энни не зашла бы так далеко.

– Клэри? – Голос Фэй выводит ее из забытья. – Сливки? – Она слышит, как за ее спиной Фэй включает кран и наполняет кофейник. Вот как, думает Клэри, звучит кризис.

Она открывает холодильник во второй раз, достает сливки и ставит рядом с сахарницей. В ответ кофемашина шипит и клокочет, смешивая воду и кофе. Она чувствует запах напитка, когда он ударяет о дно кофейника, мечтая, чтобы сейчас было утро и все шло своим чередом. Позади нее Фэй стучит дверцами шкафчиков, доставая все новые и новые кружки.

– Намечается вечеринка? – саркастично замечает Клэри. Просто чтобы не сидеть без дела, она убирает лишние, оставив только четыре штуки.

Фэй за ее спиной снова достает убранные чашки и решительно возвращает их на стол.

– Я знаю, что делаю, – говорит она.

Клэри осматривает столешницу, чувствуя, как пульс набирает скорость, словно ее сердце уже знает ответ на вопрос, который пока не знает мозг.

– Кого еще ты ждешь, мама? – спрашивает она, слыша, как дрожит собственный голос.

Вместо ответа звучит стук во входную дверь, и Клэри слышит, как Трейси срывается с места, чтобы открыть ее, словно находится у себя дома.

– Ты пригласила сюда его? – поворачивается Клэри к матери. – Когда ты успела?

Фэй смотрит мимо нее, сметая невидимые крошки со стола, и кивает.

– Он недавно звонил, потому что тоже не мог связаться с Энни. Я объяснила, что случилось, и он предложил заехать.

Она слышит его голос в соседней комнате, голос, знакомый до боли – словно она видела его только вчера. Но прошло много лет с тех пор, как они разговаривали последний раз. Еще один голос, женский, вторит его словам. Клэри понижает собственную речь до шепота:

– Его жена тоже здесь?

Фэй поднимает голову:

– Ну конечно. Что ему нужно было сделать – бросить ее? – Фэй говорит тихо, но твердо – хорошо знакомые Клэри интонации, четко дающие понять, кто из них дочь, а кто мать.

Клэри быстро осматривает себя. На ней спортивный костюм и футболка, которую она, вероятно, носит еще с тех пор, как они встречались. Ее единственное утешение – в том, что она, по крайней мере, надела лифчик. Она слышит смех Трэвиса Дава, и этот звук для нее как соль на свежую рану. Над чем вообще можно смеяться в такой момент? Клэри собирается бросить взгляд на свое отражение в микроволновой печи, но тогда ее мать все увидит и поймет, что творится сейчас в ее мозгу. Да и кому какое дело, что Трэвис подумает (или не подумает) о ней? И все же она проводит рукой по волосам, а потом под глазами, чтобы избавиться от туши, которая наверняка размазалась, пока она спала.

Ей хочется умереть – здесь и сейчас. Она умрет, и у Трэвиса не останется никаких шансов спасти ее душу. Она думает об их последнем разговоре и о тех его словах, которые лишили ее дара речи, хотя ей было что сказать. С тех пор она так и молчит. В ее памяти всплывают слова Энни: ты должна рассказать ему о том, что случилось. Но Энни здесь нет, никто не может подтолкнуть ее к этому шагу, и на мгновение Клэри даже радуется, что сестра пропала. Во всем, что произошло между нею и Трэвисом – и что разрушило их отношения, – виновата именно Энни.

Именно Энни была тем человеком, который пригласил его тогда в христианский лагерь. Прошло очень много времени, прежде чем она смогла простить Энни за ее «добродетель», за то, что она фактически разрушила их отношения, втянув в них Бога. Положа руку на сердце Клэри тоже собиралась поехать, но заболела, и по причинам, которые нельзя назвать иначе как роковыми, Трэвис решил отправиться без нее: «Ты проваляешься в постели всю неделю, а церковь уже дала мне стипендию, так что… я, наверное, все-таки съезжу».

В те времена родители Трэвиса постоянно ругались, и Клэри знала, что он ищет повод сбежать. Так что она простила ему саму поездку. Но она никак не ожидала, что он вернется домой совсем другим человеком. Он даже выглядел по-другому, когда пришел назад: мягкий, спокойный, без намека на ту дикую, неукротимую энергию, которая переполняла его раньше.

Он рассказал ей о покое, который обрел, и о том, что ей тоже следует попробовать. Но он не понимал, что ей не нужен покой. Ей был нужен хаос, ей были нужны ошибки. Ее тянуло к ним, она жаждала их. По крайней мере, тогда. Она снова задумалась, в тысячный раз, как бы сложилась ее жизнь, не заболей она в ту судьбоносную неделю.

– Пора покончить с этим, – говорит Фэй приглушенно, но достаточно громко, чтобы Клэри могла ее услышать. Она совсем легонько пихает дочь, но и этого хватает, чтобы подтолкнуть ее вперед.

Как же Клэри хотелось бы, чтобы Энни была сейчас здесь, потому что тогда здесь не было бы Трэвиса – уж точно не посреди ночи. Он нежился бы дома, в постели, со своей любимой женой. Именно так и должны были обстоять дела, именно к такому раскладу она была готова. Да, пусть эти мысли и причиняли ей боль, но то, что происходит сейчас, намного хуже. Где же ты, Энни? Почему ты позволила этому случиться?