Людвиг продемонстрировал хихикающей Гвендолин ногу в гипсе.

— А Даниел? — спросила девушка. — У него есть какие-нибудь увлечения. Или для него существует только работа?

— Ну, работа для него на первом месте. Прежде всего потому, что он пришел в бизнес не с парадного входа. Вместо того чтобы после окончания университета начать работать у своего отца в крупной строительной фирме, он предпочел с нуля организовывать свой бизнес.

— Значит, он предпочитает опираться на собственный опыт?

— Да, всегда и во всем. Даниел — этакий первопроходец в прямом и переносном смысле. У него крупные деревообрабатывающие предприятия в Канаде. Он контролирует заготовку пушнины. А теперь вот решил заняться рекламой, но прежде до тонкостей изучил эту область киноиндустрии.

Первопроходец. Отважный и бесшабашный. Такое определение вполне подходило тому Даниелу — Харту, как по-приятельски назвал его пожилой инспектор полетов, — которого она встретила снежным днем на краю света. Бородатому, в теплой куртке с поднятым капюшоном, то смеющемуся неизвестно чему, то сосредоточенно насупленному, когда он вел свой вездеход в сплошной белой мгле к бревенчатому дому на берегу замерзшего озера одному ему ведомой дорогой…

Что он делал там? Какая нелегкая занесла его в такую даль от цивилизации? Гвендолин не решилась спросить об этом Людвига. Тогда пришлось бы признаться, что она и раньше встречала своего шефа, а это никак не входило в ее планы. К тому же молодой человек скорее всего и не знал такие подробности из жизни пятилетней давности своего будущего родственника.

Они еще поболтали, пока не кончился кофе, а потом Людвиг пожелал Гвендолин счастливо оставаться и, взяв палку, прихрамывая, направился к двери.

Они решили выехать на следующий день пораньше и на машине Кушинга. Отец пообещал подвезти Гвендолин, тогда ей не пришлось бросать свой «форд» у студии на все выходные. Девушка постаралась переделать как можно больше дел, чтобы утром осталось лишь разобрать почту, а потому засиделась допоздна.

Людвиг так и не вернулся в офис, и дверь из приемной в его кабинет, естественно, была закрыта. Но Гвендолин все время оборачивалась на нее, пока не поняла, что это злая шутка, которую играет с ней воображение. Ей чудилось, что комната за ее спиной вовсе не пуста и стоит только отворить дверь, как она увидит сидящего за письменным столом Даниела. Один раз даже, чтобы избавиться от навязчивой идеи, Гвендолин так и поступила: распахнула дверь в кабинет и замерла на пороге, с тоской глядя на пустой стол и мысленно представляя себе Хартли, склонившегося над бумагами.

Горло неожиданно перехватило судорогой: страдание, вызываемое неразделенной, несбыточной любовью, причиняло ей настоящую боль. И одновременно в душе ее нарастал гнев — гнев на себя за свое глупое поведение, за то, что, терзаясь своими переживаниями, она заставляет страдать близких ей людей.

В пятницу утром отец высадил Гвендолин у здания, где располагалась киностудия. В руке девушка держала небольшой чемодан, куда уложила все, что могло понадобиться в поездке. Костюм, который она надела сегодня утром, был совсем новый, и в нем Гвендолин чувствовала себя очень комфортно. В такой одежде хорошо путешествовать, правда, серая юбка открывала ее ноги чуть больше, чем она считала возможным.

К юбке хорошо подходил короткий жакет в тонкую красную полоску, которая слегка разнообразила гладкую льняную ткань. Костюм обошелся недешево, однако Гвендолин знала, что он стоит тех денег, которые она за него заплатила.

Даже Кэтти выразила ей свое восхищение.

— Ты выглядишь потрясающе! — заявила опытная в делах моды секретарша. — Просто шикарно, честное слово! Только вот жаль, что у тебя нет к этому костюму блузки поярче, а еще лучше — топа.

Гвендолин склонила голову, пряча улыбку. Она нарочно выбрала простого покроя блузку цвета сливок. Ярко-алый цвет, который предпочла бы Кэтти Дорен, был явно не для нее.

Даже сама мысль о красном цвете была ей неприятна. Карминно-красная помада… Рука Гвендолин слегка дрожала, когда она провела ею по волосам, проверяя, не выбилась ли прядь.

В чемодане у нее был еще один костюм и прямые брюки, в которых так удобно гулять, а также кофта на случай, если вдруг кто-нибудь из участников конференции предложит вечером пройтись всем вместе по парку или по берегу океана.

Гвендолин по собственному печальному опыту знала, что нет ничего хуже, чем передвигаться по зеленой лужайке или песку в узкой юбке и туфлях на каблуках. К тому же ей важно было не выйти из образа настоящей деловой женщины.

Дома, когда она складывала вещи, мама предположила, что ужин в пятницу вечером может оказаться официально-торжественным, и посоветовала захватить платье.

Весьма неохотно Гвендолин позволила себя уговорить и положила в чемодан платье из темно-синего шелка. Ей казалось, что она уже никогда не сможет надевать его, не вспоминая при этом, как Даниел держал ее в объятиях, как целовал ее…

Отъезд был назначен на половину десятого. Но в назначенное время Людвиг не появился, и Гвендолин начала поглядывать на часы с беспокойством и недоумением.

Через полчаса она начала тревожиться всерьез, не зная, что же ей делать, и в этот момент Кэтти возбужденно воскликнула:

— Даниел! Даниел, он только что подъехал к зданию!

Сердце тяжело ухнуло у нее в груди. И не успела Гвендолин перевести дыхание, как дверь распахнулась и Даниел вошел в приемную. На нем был великолепно скроенный костюм, из рукавов светло-серого пиджака, как того требовали правила хорошего тона, на полдюйма выглядывали манжеты накрахмаленной белой рубашки.

— Если вы приехали повидать Кушинга, то он еще…

— Нет, совсем не за этим. — Его голос звучал отрывисто и раздраженно. — Кэтти, не могла бы ты приготовить нам кофе? Гвендолин, будьте так любезны, зайдите в мой кабинет. Мне надо переговорить с вами.

Он все-таки вспомнил ее и сейчас собирается уволить… Или, хуже того, ему стали известны ее чувства к нему…

Понимая, что еще немного — и ей станет плохо от нечеловеческого напряжения, Гвендолин последовала за Даниелом в его кабинет, машинально отметив, что он помедлил на пороге, пропуская ее вперед, а затем плотно закрыл дверь.

— Боюсь, наши планы изменились, — сообщил Даниел. — Кушинг вчера был недостаточно осторожен на съемках ролика об альпинистском снаряжении, которые проводились на натуре в предгорьях, и поскользнулся.

Гвендолин приглушенно вскрикнула:

— С его-то ногой!

— Вот именно, — кивнул Даниел. — Теперь у него сломана и вторая. А это означает, что конференция состоится без него. Я был у Людвига в больнице и переговорил с ним. Мы оба согласились, что вы прекрасно разбираетесь в проблемах, которые будут там обсуждаться. Тем не менее я хотел бы подчеркнуть, что никто не может принудить вас ехать, если вам этого не хочется.