– Насколько я понимаю, мой друг-социалист одобрил соглашение.

Я кивнул.

– Замечательно, – сказал он. – Тогда пусть он этим и занимается.

Он взял с уже не принадлежавшего ему стола лист бумаги и составил письмо председателю Французской комиссии по атомной энергетике. Правительство Франции одобрило сделку, подтвердил он, и председатель должен провести ее в полном объеме. Он подписал это как премьер-министр Франции. В верхней части страницы он поставил вчерашнюю дату.

Я не задавал вопросов. Я вообще ничего не говорил. Что я мог сказать? Буржес-Монури прочитал в моих глазах и облегчение, и глубокую признательность. То, что он сделал для Израиля, – то, что он сделал для меня, – стало самым щедрым дружеским жестом, который я когда-либо видел. В следующем месяце французы предоставили Израилю кредит на десять миллионов долларов. Настало время приступить к работе.

* * *

Семнадцатого июля 1958 г. у меня родился второй сын, Неемия «Хеми» Яков. Для Сони и для меня год, когда наша семья еще больше выросла, был замечательным. Нас переполняли эмоции. Но моя тайная работа на правительство требовала немалых усилий. В столь хитро устроенной политической системе непросто заслужить признание, защитить свои идеи или объяснить свои действия. Как государственному служащему, мне запрещалось публично обсуждать даже то, что официально не было засекречено, и потому я часто выслушивал критику и насмешки в свой адрес, но не имел права отвечать. Хотя мне было тяжело, я понимал, что это неизбежная плата за настоящее лидерство, и готов был смириться.

В конце 1950-х гг. я осознал: мое молчание было вынужденной, но непомерной платой; между тем мои размышления о ценностях и мотивах, мечтах и силе воображения оставались. У меня были позиции и принципы, которые, как мне казалось, я мог бы использовать на благо государства. И хотя я всегда молчал о вещах, которые нельзя было разглашать, я посчитал, что пришло время заговорить о том, что не составляло никакой тайны. Я решил баллотироваться в кнессет. Нужно было уйти из министерства и вернуться в Алюмот. После этого я мог выставить свою кандидатуру от партии МАПАЙ, в основном подконтрольной Бен-Гуриону. Весной 1958 г. я с опаской изложил свою идею Старику. К счастью, он все понял. Кажется, ему даже нравилась мысль придать моему голосу еще больший вес, однако мой уход из министерства его тревожил.

Я тоже не хотел уходить, а потому предложил Бен-Гуриону после выборов назначить меня заместителем министра обороны. С этого поста я смог бы руководить ведомством так же, как делал это, будучи генеральным директором. По сути, я бы сохранил должность, пусть и с большей нагрузкой, и как избранный депутат получил бы право выступать открыто. Бен-Гурион согласился с тем, что план хорош, и дал благословение на мою предвыборную кампанию.

Тем временем на плато Димона на севере пустыни Негев мы не покладая рук возводили научно-исследовательский ядерный центр. Мы с Праттом поручили ведущим архитекторам страны разработать проект, чтобы его конструкция была под стать его назначению. И мы уделяли столько же внимания построению комплекса, сколько и созданию самого реактора.

Прогресс внушал оптимизм. Но едва я начал свою избирательную кампанию, как еще одно политическое событие сотрясло Париж. И снова наш проект оказался под угрозой.

Первого июня 1958 г. премьер-министром Франции стал генерал Шарль де Голль. Он назначил министром иностранных дел человека по имени Морис Кув де Мюрвиль[97], профессионального дипломата, которого никак нельзя было назвать другом Израиля. Узнав о нашем ядерном партнерстве, Кув де Мюрвиль решил немедленно его разорвать. Отозвав французского посла из Тель-Авива, Кув де Мюрвиль сообщил Голде Меир, тогда министру иностранных дел, что намерен аннулировать французские ядерные соглашения с Израилем. Он ожидал, что работы тут же будут свернуты. Он был непреклонен и, с точки зрения Голды, неуступчив.

Я попросил Бен-Гуриона направить меня в Париж. Я собирался поговорить с Кув де Мюрвилем, хотя еще не знал, что ему сказать. У меня не было причин сомневаться в словах Голды. Возможно, Кув де Мюрвиля и можно переубедить, однако ей так не казалось. И ему, судя по всему, тоже. Я поднимался на борт самолета подавленным и разочарованным, полагая, что вернусь в Израиль проигравшим. С давних пор я считал, что лучший способ убедить какую-либо страну сотрудничать с нами – не объяснять, каким образом это поможет Израилю, а рассказывать, как это поможет ей самой. Мне нужно было убедить Кув де Мюрвиля, что для него и для Франции будет лучше оставить соглашения в силе. Всю дорогу я обдумывал аргументы и репетировал ответы, пытаясь придумать, как его переубедить.

Когда я вошел к нему в кабинет, Кув де Мюрвиль приветствовал меня дежурной улыбкой, отнюдь не из дружеского расположения, а просто из вежливости. Не теряя времени, он высказал свои контраргументы и заверил меня, что соглашение будет прекращено.

– Вы предлагаете отказаться от обязательств, которые ранее взяла на себя Франция, – сказал я в ответ. – Вы намерены нарушить соглашения, которые ваши предшественники заключили, придав им силу закона. Нам обоим от этого будет хуже.

– Почему это?

– Без этих договоренностей у Израиля останется меньше, чем ничего. Ни реактора. Ни исследовательского центра. Ни способа вернуть потраченные впустую деньги и усилия. Но и для Франции это обернется проблемой, – сказал я. – Соглашение обязывает вас не раскрывать подробности нашей совместной работы арабскому миру: это может привести к бойкоту французских компаний.

На этом месте он перебил меня:

– Мы не собираемся нарушать эту часть соглашения. Франция не намерена ничего разглашать.

– Да, но, видите ли, – ответил я, – вы не можете нарушать свои обязательства, касающиеся одной части соглашения, и при этом ожидать от нас выполнения обязательств по другим пунктам.

Это был тонкий ход, и он сработал. Кув де Мюрвиль задумался о последствиях, которых даже не предполагал. Насколько высокой будет цена конфронтации арабского мира с Францией?

– Что вы предлагаете? – спросил он напряженным голосом, выдержав небольшую паузу.

– Франция может прекратить действие соглашения с этого момента, но вы не имеете права отменять какие-либо решения задним числом, – настаивал я. – Мы уже подписали контракты по строительству в Димоне между израильскими и французскими компаниями при одобрении французского правительства. Вы не имеете права отказаться от этих обязательств.

– Резонно, – наконец признал он. – Мы поступим, как вы говорите.

* * *

Третьего ноября 1959 г., в возрасте тридцати шести лет, впервые в жизни я занял выборную государственную должность. Как и предполагалось, я продолжил свою прежнюю работу. К лету 1960 г. проект «Димона» развивался в быстром темпе. Франция соблюдала соглашение, а французские и израильские специалисты возводили фундамент будущего посреди голой пустыни.