Все ее тело сладко ныло от ночных ласк. Это было ужасно, позорно, недостойно, но она наслаждалась любовью Линара как никогда и ни с кем. Она тонула в удовольствии, запретном, постыдном удовольствии быть с ним. Касаться его, чувствовать на себе его губы и руки, отдаваться ему без остатка и слышать сдавленный дрожащий шепот, вплетающийся в музыку их тел и ночи. Когда она была настоящая? Ночью или сейчас? Когда в ней говорило ее сердце, а когда просыпался разум? И к чему она должна прислушиваться? «Должна…» – зазвучало у нее в голове, гулко, словно колокольный звон.

Линар сел на краешек постели, нежно погладил ее по голове и нашел руку. Мягко переплел пальцы.

– Разве любить – не значит принимать таким, какой есть? Прощать? Следовать за любимым и в горе и в радости? Разве ты хочешь покинуть меня?

Софи притянула его руку к лицу и поцеловала. «Я хочу разлучиться с ним?» – спросила она себя. И тут же из самой глубины груди услышала громкий яростный бескомпромиссный ответ.

Софи проглотила его, облизнула губы и сказала:

– Нам нужно разлучиться. Так будет правильнее.

Джон выдохнул так, словно с трудом сдержал рыдание.

– Прошу тебя, нет!

– Да, Джон. Прости, но так нужно сделать. Я не смогу. Слишком все запутанно и сложно. И ты прав, если любить – значит прощать, значит, я не люблю тебя. Потому что я не могу тебя простить. Мы только мучаем друг друга, оттягивая неизбежное. Мы не будем вместе. Никогда.

– Софи, но мы уже вместе. Сейчас, прошлой ночью и прошлым днем. Мы вместе уже долгие месяцы!

– Это все игра. Мы играем, будто это возможно, но на деле… я просто – твоя смертная жена, с которой ты играешь в чувства. А я просто дурочка, которая верит в это. Верит в какое-то чудо.

– Я играю в чувства?! – разозлился Линар. – Я?! Я презрел законы своего народа, чтобы быть с тобой, я назвал тебя госпожой сердца, я почитаю тебя как эльфийскую деву, забочусь о тебе, отстаиваю твою жизнь перед другими эльфами, тогда как ты совершаешь ужасные глупости одна хуже другой. Ты сама сделала из меня своего господина, сама желала разделить ложе, я никогда и мысли не допускал, что ты пожелаешь стать ханти, но ты выбрала это. Ты, а не я!

– А теперь я выбираю расстаться, – прохладно сказала Софи. – Мое слово для тебя еще что-то значит, или я уже не могу выбирать?

Джон с силой сжал кулаки.

– А мое слово? Что мое слово значит для тебя? Ты хоть раз слушала меня? Когда я говорил тебе носить звезду, когда я открыл тебе свои тайны, когда я пил с тобой горькое вино, соединяя наши судьбы. Ты не противилась, не так ли? Ты хотела разделить со мной все это. А теперь что? Я просто мужчина, которого ты забудешь? И я должен позволить тебе разрушить все, что у нас есть из-за глупого упрямства?

– Ты убиваешь людей!

– И что тебе до них? Где они, твои верные побратимы, твои персты? Где они были, когда я увез тебя в Сиршаллен? Кто из них пришел за тобой? Кто захотел спасти тебя? У кого из них болит за тебя сердце? Назови мне цифру! Сколько их? Десять? Двадцать? Сотня? Пусть так – пусть они живут. А все остальные – что тебе до них, если им до тебя нет никакого дела? Кто будет лить слезы, если завтра тебя не станет? Назови мне цифру!

– Но ведь за мной приходили люди, не так ли? – Чем больше Линар горячился, тем более отстраненной и холодной чувствовала себя Софи. Почему-то его гнев не задевал ее. Она напротив все больше леденела. – Те, которых ты убил прямо тут, в этом доме.

Он тихо усмехнулся, надменно, почти жестоко.

– Думаешь, кто-то из них почтил бы твою кончину слезами? Ты правда так думаешь?

Софи сглотнула.

– Нет, конечно. Они не знали меня, а я их. Но они пришли.

– Чтобы убить меня. Чтобы навредить мне и моему народу. Ты для них лишь палка, которой можно отогнать волка. Ничего более.

Софи нечего было на это возразить. В глубине души она была согласна с ним.

Она повернулась на спину и стала загибать пальцы.

– Мама, папа, Ника… – она перебрала с десяток имен. Ближайшие родственники и друзья, коллеги по работе.

– Восемнадцать, – она поглядела на загнутые пальцы. – Да и то… – Софи отогнула три пальца назад. – Не думаю, что все станут плакать. Пятнадцать. Наверное, так. Пятнадцать человек почтят мои похороны слезами. Не густо, да?

Линар взял ее руку и загнул еще один палец.

– Почему-то мне кажется, что меня ты не посчитала. Это я… – он нежно погладил ее пальцы по суставам. – Это Нилан.

Софи прыснула.

– Он станет плакать?

– Он сентиментален. Да, я думаю, станет.

– Мелана… – еще один палец загнут.

– Не смеши меня. Она даже не вспомнит обо мне.

– Я отказал ей во встречах с тобой. Она просила.

– Что? – удивилась Софи.

Линар кивнул.

– Прости. Твой неоднозначный статус может бросить тень на нее. Она добра и безрассудна, а я слишком хорошо знаю, как злословят порой эльфы за спиной. Не желаю ей такого.

– Все? – Софи посмотрела на сжатый кулачок.

– Пожалуй. Но из всех них мое сердце навсегда застынет, когда ты уйдешь. – Он разогнул все пальцы и оставил лишь два. – Это твои отец и мать. А это я. – он загнул еще один палец. – Три сердца, которые бьются, пока бьется твое. И которые навсегда застынут, если замрет твое. Всего три, ведь так?

– Да, – Софи честно кивнула. – Всего три.

Линар вытянул руку и загнул всего один большой палец.

– А это те, кто будет лить слезы обо мне.

– А я? – Софи удивленно подняла брови.

– Это и есть ты.

Софи удивленно посмотрела на единственный загнутый большой палец на его ладони.

– Синай? – попыталась загнуть она указательный.

– Он не станет лить слез. Никогда.

– Нилан?

– Не обо мне. Он оплакивает лишь беззащитных созданий, тех, кто не лил крови и не лишал жизни.

– Мелана? – Линар нехотя позволил загнуть второй палец.

– Пожалуй. Да.

– Твоя мать?

– Она не помнит о том, что я есть. Последние несколько лет она уже не узнает меня, а если узнает, то это становится причиной ужасного буйства. Приступа неконтролируемой ярости. Я перестал ездить к ней.

– Владычица?.. – Софи неуверенно сказал это. Помня, как именно она принимала Линара, поверить в то, что она будет лить слезы… Линар скептично скривил губы. – Ну да, прости. Эльтан – Софи пощекотала его средний палец и сама прыснула. Линар тоже хмыкнул.

– Вот и все, кто важны. Для кого мы действительно важны. И ты все еще хочешь разлучиться из-за тех людей, которые не знают о твоем существовании и не узнают от нем до своего смертного часа? Никто из них не умрет раньше своего срока, никому из них не грозит смерть. Останься со мной. Умоляю. На день, на час, и в этот час я снова буду молить тебя остаться. Еще на один день, еще на один час…