Вместо этого он просто спросил повторно:

— Ты допрос закончил?

— Закончил. Большая пещера расположена в пятистах метрах от входа, значит, от нас уже недалеко. Мы метров триста преодолели. Вообще-то, это даже не большая пещера, а только три грота, объединенных в один. Там есть подземное озеро. Но мало дров и мало продуктов питания. Потому эмир и отправил группу из трех человек за продуктами. Большой парень, которого ты подстрелил, — повар. Он должен был выбрать запасы, необходимые для приготовления обеда. Они прошли на склад уже после меня, но, скорее всего, незадолго до тебя, видели свет твоего фонаря, но подумали, что им это померещилось. Не предполагали здесь наличие спецназа. Потом услышали мой разговор с тобой. Думали, я говорю с напарником, не рискнули лезть дальше. Решили вернуться и переждать.

— Или тревогу хотели поднять, — предположил Крушинин.

— Этого они не скажут даже под пыткой. Себя поберегут.

— Под хорошей пыткой эти бандиты и не то могут сказать, — не согласился командир роты. — Что ты еще у них спрашивал?

— Кто раненых расстрелял.

— Так кто же?

— Бандиты удивились, что их расстреляли. Не знают. Сказали только, что эмир вызвал резерв, приказал его командиру отнести с поля боя раненых и что-то на ухо командиру прошептал.

— Как я и предполагал.

— Да, все точно так и было. Ты словно сам там присутствовал.

— Что еще?

— Спросил про пути до пещеры. Все три тоннеля ведут туда. Я даже заставил их план нарисовать. Они это сделали. Длинных прямых, хорошо простреливаемых галерей нет. Все они метров по пятьдесят, не больше, кривые, с обходами, поворотами и колодцами. Места для обстрела издалека не имеется. Землекопы гроты хотели расширить, но не успели. Сперва сюда подоспел взвод лейтенанта Обухова, а потом, во время боя, и мы подошли.

— Откуда у бандитов такие сведения? Как они про нашу роту узнали? Ты спросил?

— Да, поинтересовался. Оказывается, у них наблюдатель сидел на скале. Из пещеры есть выход на самый верх, совершенно естественный, по природным трещинам. Его умышленно не копали, только кое-где расчистили. Наблюдатель и сейчас еще там сидит. Всех видит. К нему снайпер с «Кордом» рвался, но эмир не пустил. «Корд» слишком громко стреляет.

— Понятно. Это все?

— Нет. Еще я спросил про наемников. Много ли их в банде? Говорят, шестеро осталось, а было в два раза больше. Но все шестеро — крутые профессионалы, авторитетом для них является только сам аз-Захари. Они одного его уважают, всех остальных унижают как только могут. Вот теперь все. Я приказал поднять пленников на поверхность и передать следственной бригаде, запросил копию протокола допроса, чтобы потом сравнить.

— Правильно. Если эти боевики что-то еще сообщат, то Нурсултанов нам передаст. Ты на связи с ним кого-то оставил?

— Так точно, командир. Одного из легко раненных солдат взвода Обухова. Связь проверял. Работает пока нормально.

— А что с солдатом? Какое у него ранение?

— Плечо пулей поцарапало. На полсантиметра в глубину кусок мяса вырвало. Ефрейтор Ногаев! — строго позвал Соколовский.

— Слушаю, товарищ старший лейтенант.

— Командир роты интересуется связью.

— Нормально со связью, — доложил ефрейтор. — Я уже сообщил подполковнику Нурсултанову, что мы к нему двух пленных бандитов отправили. Он ждет их прибытия.

— Хорошо. Что будет важное, сообщай, — распорядился Крушинин. — Как самочувствие? Я про твое ранение спрашиваю.

— Теперь, после перевязки, все нормально.

— Вот и отлично. А сейчас доложи Нурсултанову, что где-то на скале неподалеку от ворот ущелья сидит наблюдатель. Они обычно выбирают самые высокие точки, удобные для обзора. Пусть его кто-нибудь из Росгвардии в прицел поищет. Я видел у них снайпера.

— Понял, товарищ старший лейтенант. Доложу. Вон он, товарищ подполковник как раз рядом со мной проходит.

— Вот и хорошо. Ты пообщайся с ним.

Все, казалось бы, шло хорошо. И противник был обозначен, и расстояние до него известно. Осталось только воспользоваться своей подавляющей численностью и завершить дело. Но на душе у старшего лейтенанта Крушинина было как-то неспокойно. Словно он упустил нечто важное.

Привычка анализировать свои ощущения помогла ему и в этот раз. Ибрагим Владимирович вспомнил все, что сегодня произошло, подумал о том, что еще должно было случиться, и понял, что его неуютное чувство было вызвано телефонным звонком отставного подполковника Крушинина, его приемного отца, к которому Анчар привык относиться как к родному.

Именно этот человек воспитал в нем воина, то есть выбрал для мальчика тот единственный путь, на который он вступил бы и сам. Приемный отец дал ему военное образование, сделал офицером спецназа военной разведки. Он воспитал в нем ответственность перед близкими и далекими людьми, солдатами и их родителями и еще множество качеств, которыми можно было только гордиться.

Например, он помнил старинные дагестанские традиции и научил Ибрагима никогда не стрелять в спину врагу, даже самому лютому и ненавистному. Это качество давно уже перестало считаться важным среди современных дагестанцев, но когда-то именно оно определяло принадлежность человека к данному народу.

Как рассказывают легенды, в августе 1859 года имам Шамиль решил сдаться русским, осадившим его последнюю резиденцию, аул Гуниб. Он хотел так вот остановить войну и покинул пределы своей крепости. По дороге его несколько раз окликали местные мужчины, требовали, чтобы он обернулся. Но имам не стал этого делать. Он знал, что это грозит ему выстрелом. Однако стрелять в спину Шамилю тоже не решился никто. У дагестанцев тогда это считалось позором.

Ибрагим Владимирович хорошо помнил слова Владимира Васильевича, который когда-то говорил:

— Твоего отца часто обвиняли в том, что он не стреляет в спину врагу. Но он был настоящим аварцем и чтил честь горца. Подражай отцу, и тебя будут уважать так же, как уважали его.

Старший лейтенант хорошо и прочно усвоил эти уроки. Ибрагим Владимирович при необходимости устраивал засады на противника. Он отдавал команду открыть по бандитам огонь, но никогда не стрелял первым. Этому его тоже научил приемный отец, уважающий законы горцев, к которым он и относил Ибрагима. Хотя тот был таковым только наполовину. Его родная мать была русской. Характером и внешностью она сильно походила на мать приемную, Людмилу Витальевну, женщину добрую и мягкую.

Сам подполковник Крушинин усыновил Ибрагима сразу, как только забрал его из детского дома. Однако, при всей категоричности своего характера, он сначала оставил ему прежнее отчество, хотя и дал свою фамилию. Звали тогда приемного сына Крушининых Ибрагимом Аслановичем.

Только после окончания школы, перед самым поступлением в военное училище Людмила Витальевна аккуратно завела разговор с приемным сыном о том, чтобы сменить отчество. К ее удивлению, Ибрагим не сильно противился. С тех пор он стал Владимировичем.