– У меня для тебя подарок, – сообщила мама и вручила мне шкатулку с часиками, украшенную резными цветами. – Она с музыкой.

И мама повернула ключик.

Я открыла крышку, ожидая услышать «Ты – мое солнце». Однако из шкатулки затренькала незнакомая мелодия.

– Что это за песня?

– Очень известная, – смутившись, ответила мама. – Я хотела купить шкатулку с песней «Ты – мое солнце», но не нашла.

Я коснулась полированной крышки и со словами «ну и ладно» влезла к маме на колени. Она гладила меня по руке в такт металлическому, замирающему с каждой нотой треньканью. У меня защипало в носу, я уткнулась в мамину кофточку и всхлипнула. Наконец сорвалась и выжидающе повисла в воздухе очередная нота, но продолжения не последовало. Что-то еще оборвалось, едва начавшись. Я словно почувствовала, что никогда больше не увижу маму, хотя никто из присутствующих об этом даже не догадывался.

Поначалу я считала Мэри Миллер не более чем приятной в общении женщиной, которая время от времени интересовалась, как у нас дела. Лишь через много лет я смогла понять, как много она для нас сделала.

Мэри пересмотрела наши личные досье, медицинские карточки, заключения психолога, заключения суда. Она была потрясена, узнав, что за целых пять лет нам так и не присвоили определенного статуса, и решила, что за это время наша мама могла бы взяться за ум. Мэри ей не доверяла: мама утверждала, что на какой-то месяц ей удалось найти работу, но Мэри раскопала, что мама не продержалась там и двух дней. Еще мама утверждала, что прекратила принимать наркотики, однако сразу после нашего последнего свидания в ее крови нашли следы кокаина.

Если бы я узнала, что всего через два дня после встречи с мамой Мэри обратится к мистеру Феррису с просьбой прекратить свидания, я пришла бы в ужас. Она также связалась с юристами службы опеки с требованием начать процедуру лишения мамы и Дасти Гровера родительских прав соответственно на меня и на Люка.

Чтобы лишить маму родительских прав, Мэри предстояла бумажная волокита, но иметь дело с Агатой Шпиц оказалось куда сложнее. Хорошо образованная, утонченная и потому внушающая робость, моя представительница стала послом во вражеской стране, где миссис Шпиц правила железной рукой. Ни бюрократам, ни тем более каким-нибудь соседям до сих пор не удавалось ее переиграть. Поначалу Мэри не могла решить, кому верить: миссис Меррит была убеждена в жестокости Шпицев, однако инспекторы из службы опеки в один голос заверяли, что Шпицы – образцовые приемные родители и даже ведут специальные курсы. Один из кураторов обвинил во всем мою маму, утверждая, что я принялась «чернить» Шпицев, как только стала опять с ней видеться.

Однажды в управлении по делам семьи и детей кто-то указал Мэри на миссис Шпиц, и Мэри, не долго думая, подошла к ней и потребовала вернуть мои вещи. Мэри предложила заехать за ними в тот же вечер, но миссис Шпиц, сославшись на занятость, сказала, что передаст вещи Майлзу Феррису.

– Когда я увижусь с мамой? – не отставала я от мистера Ферриса, когда он явился к Мерритам.

– Пока не время, – ответил он.

– Почему? – упрямо спросила я. – Разве я не должна видеться с ней каждый месяц?

– Это будет решать судья, – ответил мистер Феррис и отправился играть с Люком, который не задавал каверзных вопросов.

Мерриты отвезли меня к доктору Фландерсу, очередному врачу, который спрашивал, как я себя чувствую.

– Ты счастлива? Тебе грустно? Ты злишься?

– Со мной все в порядке.

– Расскажи про своего папу.

– У меня нет папы. Есть Дасти, но он папа Люка, а не мой.

– А какой он, этот Дасти?

– Он крадет чужие вещи и дважды пытался убить маму.

– Расскажи про маму.

– Я люблю ее больше всего на свете. И не понимаю, почему меня к ней не отпускают. У нее теперь есть дом, и она ждет меня.

– Ты злишься, что приходится так долго ждать?

Я посмотрела на него в упор.

– Я не злюсь. Я просто устала.

В школе я про свои переживания забывала. Мерриты записали нас в частную школу-академию адвентистов седьмого дня, где детей в классах было гораздо меньше, чем в обычных школах, и мисс Холбек уделяла мне достаточно внимания. Люк, который нигде подолгу не учился, снова пошел в подготовительный класс, но по-прежнему лип ко мне всякий раз, как ему требовалось внимание.

Разве не ясно, что Люк – источник всех моих проблем? Если бы не он, я бы уже давно жила с мамой. Я считала своим долгом не оставлять Люка, хотя из-за этого мне пришлось скрепя сердце оставить мечты о самом дорогом. Когда нас с Люком разлучили, сначала я вздохнула с облегчением, затем меня стало одолевать беспокойство. Чем представлять, что он попался в лапы очередной миссис Шпиц, лучше уж жить с ним под одной крышей. По сей день я не могу найти баланс между чувством долга по отношению к брату и желанием жить своей жизнью.

Размеренная жизнь Мерритов действовала на меня благотворно. Перед едой мы молились, по субботам посещали службу в Первой церкви адвентистов седьмого дня в Тампе, где мистер Меррит был пастором. По вечерам в субботу жарили попкорн и смотрели кино. Телевидение Мерриты не смотрели, зато у них была большая коллекция семейных видеофильмов.

– А у нас будет тыква? – спросила я у миссис Меррит, когда мы проходили мимо палатки, где продавали реквизит к Хеллоуину.

– Это глупые суеверия, – ответила она.

– А дни рождения вы отмечаете? – с тревогой спросила я, ведь мой собственный день рождения был не за горами.

– Ну конечно, – заверила меня миссис Меррит.

В тот вечер, когда я укладывалась спать, Люк каждые пять минут забегал ко мне в комнату. На третий раз я не вытерпела и стукнула его как следует. Он в слезах помчался ябедничать миссис Меррит. Через пару дней меня повели на осмотр к терапевту. Она внимательно выслушала мои причитания по поводу разлуки с мамой.

– Курс антидепрессантов ей не повредит, – предложила терапевт.

– Я попрошу ее куратора, чтобы он подписал рецепт, – ответила миссис Меррит.

Я подслушала ее разговор с мистером Феррисом:

– С детьми надо срочно что-то делать, иначе я не смогу оставить их обоих, – горячилась миссис Меррит.

А Мэри Миллер она сказала:

– Да, Мэри, я согласна, что Лейк-Магдалин не подходит даже как временный вариант. – Мои нервы напряглись, как туго натянутые скрипичные струны. – Нет, это не срочно. Ну, разумеется, ей нужно будет со всеми попрощаться.

* * *

– Эшли, сегодня твой последний день в школе, – сообщила миссис Меррит, высаживая меня на школьном дворе.

Все стало ясно.

Класс попрощался со мной, а мисс Холбек вручила мне открытку: «Мне повезло, что ты у меня училась. И хоть я буду по тебе скучать, я очень за тебя рада – ведь тебя скоро удочерят. Мы тебя любим и будем за тебя молиться». Открытка была сплошь обклеена веселыми наклейками с подписями моих одноклассников.