– Ты ничуть не изменилась, Эшли Родс, – вздохнула миссис Шпиц, покачав головой, словно списывая меня в расход. – Выбрось эту дрянь в мусорное ведро и ложись спать. Если услышу хоть слово, будете спать в разных комнатах.

Я только вздохнула с облегчением. Чем раньше я усну, тем скорее наступит воскресенье, и я уеду. Я почти совсем не сердилась на Дарлу, которая сама же подговорила меня открыть пакетик, а потом соврала, чтобы ей не влетело. Она хотела выжить.

Когда приехал мистер Феррис, презерватив лежал на столе в прозрачном пакете. Миссис Шпиц помахала им, как уликой, перед носом у куратора.

– Она специально его привезла! – с гримасой отвращения заявила миссис Шпиц. – И показывала всем, даже малышам, как им пользуются! Девочке нужна помощь! – В ее голосе зазвучали фальшивые обеспокоенные нотки. – Знаете, что она мне заявила, как только приехала? «Простите, что я плела про вас невесть что», вот как она сказала. А потом бросила эту дрянь прямо мне в лицо!

Мистер Феррис негодующе посмотрел на меня и велел садиться в машину.

Я молча прошмыгнула мимо него и забралась на сиденье. Внутри пахло плесенью. Пока мистер Феррис заводил мотор, я бросила последний взгляд на сарай, где, как я точно знала, все еще лежали мои игрушки.

Почти всю дорогу мы ехали молча.

– Эшли, – наконец сурово сказал мистер Феррис, – самое важное качество в человеке – это честность. Обманщиков никто не любит. Отсюда все твои неприятности.

– А где Люк? – спросила я.

– В «Доме Джошуа».

– Это приемная семья?

– Нет, это приют.

– Когда я его увижу?

– Может, на следующей неделе. Я поговорю.

Бедняжка Люки, подумала я. Впрочем, теперь у него есть Мэри Миллер, которая не даст его в обиду.

Когда я вернулась из логова Шпицев домой, я спросила Мадлен, что она привезла мне из «Диснейленда».

– Мы никуда не ездили, – улыбнулась Мадлен. – Просто разыграли тебя, вот и все.

Весной Чавесы взяли на воспитание девочку по имени Вивиан, чуть младше меня. Ее кроватку поставили в хозяйской спальне. Миссис Чавес упомянула, что Вивиан «осталась без попечения родителей», значит, ее можно удочерить. Словно речь шла о котенке, которого отдают даром. Мэри Миллер говорила, что и меня могут удочерить. Но вот, например, Шпицы удочерили Дарлу и теперь могут безнаказанно издеваться над ней. Такой участи я не хочу. И все же, когда миссис Чавес сказала, что темнокожая Вивиан наверняка приживется у них, меня взяла зависть. Я-то, со своей светлой кожей и веснушками, была совсем другая. Ни Чавесы, ни кто-либо другой никогда не удочерит меня, как бы мне этого ни хотелось.

Когда Мэри Миллер подняла документы, выяснилось, что вопрос о нашем статусе годами стоял на месте, в нарушение всех законов, согласно которым дети должны либо воссоединиться с родителями, либо перейти в другую постоянную семью. Сначала Мэри занялась бумагами Люка, чтобы представить его на усыновление, а затем определила на государственное обеспечение меня. Она быстро разобралась с правами моего несуществующего отца, но мама упорно не хотела от меня отказываться. Мэри, подозревая, что мама по-прежнему употребляет наркотики, убедила судью отказать маме в свиданиях со мной. Впрочем, если в маминых анализах ничего не найдут, ей все еще могли разрешить меня забрать.

На финальное слушание дела в суде мама принесла свидетельство о прохождении курса реабилитации. Однако Мэри Миллер, заподозрив неладное, попросила судью назначить маме тест. Должно быть, мама поспешила отпраздновать окончание реабилитации и наперед знала про положительный результат. Как бы там ни было, она не стала проходить тест и подписала отказ от родительских прав. В распоряжении за подписью судьи Винсент Э. Джилио значилось: «Действуя исключительно в интересах данного ребенка, суд постановляет лишить Лорейн Родс родительских прав», а еще – что «ребенок помещается на полное государственное обеспечение с последующей передачей на удочерение».

Всякий раз, как я пыталась заговорить о маме, миссис Чавес отводила взгляд. Никто из кураторов не отвечал мне, когда я снова увижусь с мамой. Мэри Миллер, возможно, считала, что я не готова узнать правду, и была права. Тем не менее я понимала: что-то произошло. Что-то изменилось, и я это чувствовала. Пока судебное решение еще не вступило в силу, оставался шанс, что события примут другой оборот и я снова буду маминым солнышком. Пока судья не подписал бумаги, все можно было повернуть вспять. Но одним росчерком меня сделали сиротой. Без родителей и каких-либо осязаемых перспектив.

Переезд в «Дом для детей», что в Тампе, стал тринадцатым за истекшие семь лет. Мэри Миллер сказала, что там живет Люк, и пообещала, что до конца третьего класса меня не станут забирать из школы в Бойетт. Немного успокоившись, я все равно не хотела уезжать от Чавесов: кто знает, что меня ждет на новом месте.

Мне назначили нового куратора – Дикси Элмер. Она на все лады расхваливала новый приют, словно то был не детский дом, а волшебная страна, хотя выходило, что приют больше смахивает на Лейк-Магдалин, чем на «Диснейленд». Мне дали тесты, где требовалось дополнить предложения. После «Я боюсь…» я написала: «что больше не увижу маму», а после «моя мама…» добавила: «наркоманка». «Мой отец…» – «я его не знаю», дописала я. И последнее: «Мне нужны родители…» – «когда мне одиноко, грустно и не с кем поговорить».

– А если бы у тебя было три желания? – спросил работник приюта, который проводил собеседование.

Окинув комнату взглядом, я остановилась на игрушечном тигренке.

– Хочу быть с мамой, хочу стать очень-очень умной и хочу много денег, чтобы содержать семью. Если она у меня будет.

Должно быть, собеседование я прошла, потому что в июне меня перевезли в «Дом для детей». Мои самые дорогие вещи покоились в голубой коробке с оттиском «Тиффани» на крышке. Когда-то внутри лежала ваза из этого магазина, которую торжественно преподнесли на Рождество миссис Чавес. Узнав, что я уезжаю, я выпросила эту коробку, и миссис Чавес нехотя отдала ее мне. Мисс Элмер втащила мешки с моей одеждой в приемную. За стойкой какая-то приятная пожилая дама, даже, скорее, бабушка, сняла телефонную трубку и объявила:

– Эшли уже здесь.

Зацокали каблуки. Ко мне подошла внушительного вида женщина в юбке до пят и протянула руку.

– Меня зовут Бет Риз. Я директор службы психологической поддержки. Можешь называть меня мисс Бет.

Кто-то подошел совсем неслышно, и мисс Бет обернулась.

– А это мисс Саннес, твоя наставница.

Мисс Санднес выглядела как студентка колледжа, в кроссовках и толстовке, вывернутой наизнанку. Светлые волосы были стянуты в хвост на макушке.

– Привет, Сандра, – поздоровалась мисс Элмер, ослышавшись.

– Саннес. Вообще-то, пишется «Санднес», но «д» не читается. – Девушка смешно сморщила нос и покосилась на меня. – Сама удивляюсь, почему так… Пойдем, осмотримся. – Она потянулась к моей коробке, и я нехотя разжала пальцы. – Не бойся, мисс Марджи ее никому не отдаст.