— Если они там, я могу вас представить… — предаюжил главврач, но Мэтью отрицательно покачал голо вой. Он не стал ничегообъяснять, но врач его понял.

— Хорошо, я сейчас узнаю… — С этими словами оншагнул в палату и закрыл за собой дверь, оставив Мэтью в коридоре.

Через несколько секунд врач вернулся.

— Вы были правы, с ней семья, — сообщил он. —Если хотите, можете пока подождать в комнате отдыха.

— Пожалуй, так я и сделаю… — Мэтьювздохнул. — Им, должно быть, очень нелегко приходится, — добавил он,пока главврач вел его в комнату, где обычно ночевали родственники самых тяжелыхбольных. В комнатке этой словно витал солоноватый запах горя и пролитых слез,но Мэтью этого не заметил. Ему нужно было скрыться от любопытных глаз, к томуже здесь никто не мешал ему сосредоточиться. Мэтью не знал, как долго пробудуту Кэрол ее близкие, но приготовился к долгому ожиданию. Он готов был просидетьв больнице весь день, лишь бы в конце концов ему удалось увидеть Кэрол.

— Чашечку кофе, месье? — предложил главный врач.

— Нет, благодарю. — Мэтью крепко пожал рукуврачу. — Мне ничего не нужно. Спасибо за помощь. Признаться, я былпо-настоящему потрясен, когда открыл газету и узнал…

— Мы все были потрясены, месье. — Главврачкивнул. — Мадемуазель Барбер пробыла у нас почти две недели, прежде чемнам сообщили, кто она такая. Какое несчастье! — Он покачал головой.

— Но она поправится? — спросил Мэтью с надеждой.

— Сейчас ничего сказать нельзя. Черепно-мозговые травмынепредсказуемы и опасны главным образом своими последствиями. Впрочем, вам это,безусловно, известно. Мадемуазель Барбер все еще в коме, но дышит самостоятельно.Это обнадеживающий признак, однако опасность еще не миновала.

Мэтью машинально кивнул:

— Да, я понимаю…

— А теперь прошу меня извинить — дела. — Главврачс достоинством поклонился. — Впрочем, попозже я еще зайду. Если вамчто-нибудь понадобится — обратитесь к любой из сестер. Я распоряжусь, чтобы онипредоставили вам все необходимое.

Мэтью поблагодарил, и толстяк ушел. Некоторое время Мэтьюприслушивался к доносящимся из коридора звукам шагов, потом опустился в креслои, уронив голову на грудь, погрузился в невеселые размышления. Несколько раз вкомнату заглядывала дежурная сестра, но на ее вопрос, не нужно ли емучто-нибудь, Мэтью только отрицательно качал головой. Было что-то странное иодновременно трогательное в том, что человек, некогда бывший могущественнымминистром внутренних дел, сидит здесь как обычный посетитель. И Мэтью, которыйдо сих пор оставался одним из влиятельных и уважаемых в стране людей,действительно чувствовал себя сейчас самым обычным человеком — уязвимым ибессильным. Как и каждый посетитель отделения реанимации, он с трудом сдерживалтревогу и неуверенность. Он боялся за Кэрол, боялся за себя. Одной мысли о том,что она находится совсем рядом — буквально за стеной, — было достаточно,чтобы его сердце то принималось отчаянно стучать, то почти замирало.

Ничего подобного с Мэтью не случалось уже много-много лет.

В этот день Джейсон, Энтони, Хлоя и Стиви провели у Кэролнесколько часов. Сменяя друг друга, они сидели на стуле у кровати, гладя Кэролпо руке и разговаривая с ней. Хлоя несколько раз целовала торчащие из гипсасиневатые пальцы матери и со слезами в голосе уговаривала ее поскорее очнуться.

— Просыпайся, мамочка, ну пожалуйста! Ты нам оченьнужна. Просыпайся скорее, мы без тебя не можем!

Ее слова звучали совсем по-детски, и вскоре Хлоядействительно расплакалась как ребенок. Тогда Стиви обняла ее за плечи, увела вкоридор и заставила выпить воды, а место около Кэрол занял Энтони. Он изо всехсил старался держаться, но стоило ему сказать матери несколько слов, и его голостоже начал дрожать и срываться. Стараясь подбодрить сына, Джейсон положил рукуему на плечо, но сам он тоже был далеко не спокоен. Все утро они разговаривалис Кэрол вслух, так как врачи считали, что это поможет ей поскорее прийти всебя. Однако до сих пор она никак не реагировала на обращенные к ней слова.Кэрол не открывала глаз, не шевелилась и не издавала никаких звуков, и Джейсон,и дети совсем упали духом. Стиви приходилось постоянно их подбадривать, и хотясама она чувствовала себя не лучше, ей все же удавалось находить в себе силыдля утешения. Ради Кэрол, ради ее детей Стиви была готова на многое, но дажеона в глубине души разделяла их страхи и страдала. Ведь Кэрол была ее любимой иединственной подругой.

— Просыпайся, Кэрол! Не время расслабляться. Ты должнанаписать книгу! — проговорила она таким тоном, словно Кэрол могла ееслышать, и Джейсон, который только что освободил ей место у изголовья кровати,невольно улыбнулся. Ему всегда нравилась Стйви — нравился ее практицизм, еездравый смысл и бесстрашие, с которым она бралась за любую неразрешимую задачу.На протяжении пятнадцати лет Стиви заботилась о Кэрол и о детях, но толькосейчас он понял, как глубоко и искренне эта женщина предана своей хозяйке.

— Я знаю, — продолжала Стиви, — писатели обычностараются увильнуть от работы, когда им не пишется, но ты избрала для этогослишком уж экстравагантный способ. Хватит прохлаждаться, Кэрол, подумай олюдях, которые ждут не дождутся твоего шедевра. И твои дети тоже… Они здесь,рядом, и тоже хотят, чтобы ты поскорее пришла в себя. Хлоя выглядит потрясающе:она похудела, и у нее новая стрижка, не говоря уже о сногсшибательной сумочке итуфлях. Жаль, ты не знаешь, во сколько все это обошлось, — ты бы живовскочила с этого дурацкого ложа. — добавила она. — Это бы ееразбудило, — заметила Стиви, и, повернувшись к Кэрол, продолжила своймонолог в том же ключе. Она очень старалась, но, увы, чуда не произошло, иКэрол оставалась все такой же неподвижной и безучастной. На протяжениинескольких часов все они, сменяя друг друга, взывали к ней, но все было тщетно.

— Что ж, может быть, завтра что-то изменится, —сказала Стиви и откашлялась. Сегодня она говорила с Кэрол дольше всех, и снепривычки у нее першило в горле, а голос то и дело садился.

— Как насчет того, чтобы вернуться в отель? Джейсонответил не сразу, хотя выглядел он так, словно находился на грани обморока.Если не считать бесчисленных чашек кофе, купленных в автомате на первом этажебольницы, никто из них ничего не ел с самого утра, и теперь голод, усталость иволнение давали себя знать. Хлоя уже не могла говорить и только тихо плакала вуглу, Энтони крепился, но лицо у него стало землисто-серым, щеки ввалились,глаза запали. Стиви тоже заметно устала, но по-прежнему не хотела сдаваться.Она готова была просидеть с Кэрол до самого вечера, но жалела своих спутников.

— Нам всем не мешало бы подкрепиться, — добавилаСтиви. — Если возникнет что-то срочное, нам позвонят, и мы сразу вернемся.

Джейсон согласно кивнул. Есть ему совсем не хотелось; чтоему действительно было необходимо, так это добрый стаканчик виски. ОбычноДжейсон не пил, но сейчас ему нужно было расслабиться.