– Может, хочешь есть? Чаю?

От еды она отказалась. Чай попросила.

Санара стоял у окна, смотрел наружу, но видел в отражении гостью, держащую в руках кружку – чувствовал, с каким упоением она разбирает нотки незнакомого аромата, после подносит чашку ко рту. Оказывается, вот он какой сам – мальчишка, зеленый пацан. Незрелый и несдержанный, даром, что грозный, что где-то там далеко Верховный Судья. Нет, все это время он не жил, жаждал жить, и теперь вот начал… Надолго ли?

– Если начнет жать, – проговорил тихо и жестко, имея в виду ее кольцо, – или захочешь обидеть, снимешь.

И от сказанного обмельчал в собственных глазах. Вновь не сдержался, не промолчал, где стоило. Окончательно убедился, что ни на грамм не знает себя самого, что его хваленая сдержанность канула в прошлое.

К нему подошли сзади очень тихо. Обняли нежно, тепло, по-настоящему.

– Не начнет. Не захочу.

Почти минуту она грела его ласковым молчанием, затем потянула – мол, повернись…

Он развернулся – умел любить, но не умел не болеть при этом.

– Что он сказал тебе такого, этот человек? Из-за чего ты расстроился?

Санара больше не хотел в будущее, он хотел застыть с ней здесь, в своей квартире. Чтобы шелковистые волосы под пальцами, бархатные щеки и бездонные глаза вечно. Наверное, за месяц-два в ее компании он бы отогрелся, поверил в себя, по-настоящему расслабился.

– Сказал, что однажды тебя придется отпустить.

– Придется. – Нова умела улыбаться совсем по-девчачьи, и опять некстати вспомнилось то дынное мороженое. – Ты знал об этом с самого начала.

Поэтому она пыталась снять кольцо. Чтобы не делать ему больно позже.

«Не уходи!» – он не произнес это вслух и почти сдержал булькнувшую внутри черноту, которая вдруг встала на сторону Аида, убила бы за эту девчонку. Но Леа-Нова заметила.

– Ты красив… чрезвычайно.

Еще одна фраза, в которую он очень хотел верить.

– И я не уйду. Пока у меня есть запас времени и сил, я буду с тобой.

Он обнял ее, как плот, оказавшийся под ногами в бушующем море, как спасательный круг, как очаг, отогревший бездомного в мороз.

Он действительно убьет за нее. С большим удовольствием съедет с катушек и не простит, если она… она…

– Не знала, что ты ревнивый, – улыбнулись ему в рубашку.

– Я себя… не контролирую.

– И не надо. Ты прекрасен.

– Такой… нет.

– Такой – да. И я научу тебя…

– Чему?

– Любить…

Он успел скрипнуть зубами до того, как она продолжила. Он умеет любить!

– Я не это хотела сказать, – Санару шутливо припечатали ладонью по груди, – я научу тебя любить и не страдать при этом. Покажу как.

Он молчал долго. Очень. А после попросил:

– Покажи.

Уже в спальне он гладил ее по волосам, смотрел в темный потолок, практически сдавшись тому факту, что он ревнивый идиот, что многому еще придется учиться, что от первого класса школы жизни, ошибочно полагая, что уже сдал госэкзамен, он, оказывается, ушел недалеко.

«Я не смогу тебя отпустить. Ты знаешь».

«И не нужно. Как я могу уйти от тебя? Тебя? Такого…»

Какого?

Никогда и ни для кого он не был особенным раньше. Страшным – да. Пугающим до колик, до дрожи. Нелюбимым, нежеланным, все «не… не… не…»

Она первая верила в его «прекрасность». А он знал, что поспать даст ей от силы час.

– Скажи…

Повернулся на ее просьбу, посмотрел на подрагивающие ресницы, абрис носа, пухлые губы. Выразил интерес вопросительной тишиной.

– А мы можем провести здесь какое-то время? День-два?..

– Можем.

Временная петля не позволит заметить его отсутствие на Аддаре. Раньше он здесь почти не задерживался из-за тишины и пустоты комнат, привык работать сутками, чувствовать хоть какую-то свою нужность.

– Хочешь посмотреть город?

– Нет. – Она снова улыбалась так, что ему сделалось жарко.

«Хочу для нас. Для тебя».

– Хочу показать тебе все, каким это вижу я.

– Хорошо.

Ему было все равно – где, как. Он спокоен, пока она под его пальцами, пока он, как цербер, сотканный из тьмы, может находиться рядом облаком.

Оказывается, любовь тянет за собой в жизнь ворох страданий.

– Это неправда, – прошептали в тишине, – не начинай в это верить.

«Не могу. Пока…»

«Ты все еще слишком человек».

«Извини…»

– Нужно выспаться.

В этом она права. Но сама же, вместо того, чтобы отстраниться, приблизила свое лицо к его, и Санара понял, что не удержится, даст волю чувствам. Когда спали цепи, когда стало можно – ему смотрят в глаза, его любят. Касаясь пальцами теплого затылка, он впервые пожелал о наличии соседей.

– Грустно тебе без родителей?

– Мне не бывает грустно. Я просто это состояние не выбираю, потому что есть другие, приятнее.

– Получается, с момента твоего перерождения тебе всегда хорошо?

– Всегда.

– …а разве так бывает?

– Только так и должно быть. Ты просто об этом забыл.

* * *

Нова.

– Значит, теперь ты пытаешься создать новую руну?

– Да, очень необычную. Руну счастья. Не для одного, для всех.

– Полагаешь, это хорошая идея?

– Полагаю, отличная.

– И тебе не хватает определенного вида кристаллов?

– Точно.

– Который находится на острове, куда ведет мост, активируемый пятью ключами?

– Верно.

Санара пытался уложить, утрамбовать в голове всю информацию, которую я вывалила на него, как ворох осенних листьев из мешка.

– И если этот вид кристалла заполучит Провидец…

– Добра не жди. Начнутся настоящие манипуляции сознанием – черное время для народа. Каждый будет пытаться заиметь себе магическую штуку и принудить с ее помощью соседа прислуживать. Короли, скорее всего, станут почти бессмертными, фигурами, не сдвигаемыми с шахматной доски. Конституцию Судей, я уверена, перепишут. Предотвращать это нужно сейчас, и не твоим преемникам, тебе.

– Нова…

– Ты пройдешь проверку Зеркалом, я уверена.

Тишина.