Мои руки прижаты к стене, лицо в плену его ладоней, крышесносные поцелуи – гармоничное отражение главного: толчков. Не осталось больше Аида, испытывающего по какому-то поводу неуверенности. Вместо него возник тот, который никогда в себе не сомневался, который умел не просто знать, «как делать», который любил делать.

Я никогда не наслаждалась на стольких планах сразу… Физическом, где под моими пальцами литая мощная грудь, запах мужчины, сводящий с ума, а между ног орудует то, к чему захочется вернуться сразу после разрядки. Потому что такие размеры не оставляют в покое, потому что наслаждатор от них зашкаливает, и вечно кажется, что да, хватило, но уже хочется еще. На тонком же плане творилось удивительное – в меня проникала и окутывала чужая тьма. Принюхивалась ко мне, присматривалась, в какой-то момент из нее вышла копия Аида, сотканная из мрака. Изумительное оружие, идеальный Судья, приговор, облеченный в форму.

«Проходи. Трогай. Суди…» – я не сопротивлялась. Более того, он нравился мне, этот мрачный клон. Понимая, что для каждой вещи свое предназначение, можно любоваться и отточенным лезвием топора, и гладким металлическим боком боеголовки, и равнодушным взглядом убийцы. Я воспринимала все с присущей людям Элео простотой. Красивым может быть непривычное, сексуальным может быть темное; если допускать существование всего – оно не мешает жить…

Санара лился в меня всеми слоями, всеми своими золотыми и мрачными оттенками. Расплющивал напором, все нарастающей силой, лишал попыток сопротивления, я же чувствовала, что скоро не выдержу и рассыплюсь по вселенной искрами. И еще знала, что со мной, во мне сейчас правильный мужчина, идеальный, единственно-нужный. Мой муж. И я желала принять его всего. Плевать, куда меня вынесет его взгляд, и что вынюхает во мне тьма. Хочу быть с этим человеком. Хочу его жадности, властности, толчков, его умения делать так, чтобы хотелось обнимать, поскуливать, принимать, жаждать больше, балдеть сдаваясь…

Он сдержал обещание – смотрел мне в глаза не отрываясь. Смотрел, наращивая темп, делаясь напористым, уже почти невыносимым. Смотрел, зная, что сквозь меня льется вся его суть. Разбивал на части, зная, что соберет обратно, накроет собой, защитит.

Наливаясь нестерпимым жаром и выходя на максимальные обороты, я размазано думала: «Нельзя… чтобы в штанах… за хламидой… простаивало… такое сокровище…» Такое твердое, толстое и горячее.

Мой оргазм сошелся в моменте с лучом-взглядом в самое сердце. Землетрясением всего тела, стоном-криком, отразившимся от стен пещеры – внутри дрожал, захлебываясь извержением семени, бетонный член Санары. Обнимала, принимая мое бесконечное после ярчайшей вспышки падение тьма; положил на шею руку черный клон, попытался увлечь за собой…

Почти не соображающая, я вдруг подумала – какого черта? Золотой свет сердца Аида мне нравится куда больше – именно к нему, теряя сознание, оползая на мужских руках, рванула на всех парах я.

* * *

Аид.

(Josue Parilla – Being)

– Нова… Нова!

Она лежала на песке без движения – руки безвольные, веки закрыты. А под веками – он боялся этого больше всего на свете – плавали сгустки тьмы.

Эта… сука… перебралась в нее. В зрачках девчонки словно звездный свет, перекрываемый черными туманами.

Его ударило под дых бессилие. Практически согнуло, пробило защитную брешь.

«Только не как с невестой Кравада… Только не так…»

Он осторожно тряс ее лицо, освещаемое луной, вынес Нову из пещеры, уложил на самый ровный участок. Понимал, что, если она не откроет глаза сейчас, не задышит, он выстроит для себя Мост в Небытие. Не сможет жить оболочкой, не встретит новый день, попросту не пожелает видеть его.

Быстро, оказывается, можно согнуть даже самого несгибаемого, и самый сильный враг не снаружи тебя – внутри.

– Нова… Не уходи!

Галактические созвездия внутри радужки – он такого никогда не видел.

– Вернись…

Неверие, затухающий гнев, апатия, необъятная печаль. Хламида ведь не станет саваном, нет?

Время остановилось, жизнь тоже. Ночь, луна, сцена из конца драмы – она лежит на песке, он потух.

Совсем недолго и счетчик внутри него самого закончит обратный отсчет на нуле, погаснут цифры, сделается черным экран.

Этот все… того… не стоило.

Как будто заканчивался кислород в крови. Его хватало снаружи, но мозг Аида ощущал лишь удушение.

– Нова…

Он прижался щекой к ее груди.

Тишина. Тишина. Тишина. Чертова бесконечная непрерывная тишина.

Санара закрыл глаза, как зашторил занавес.

И вдруг… как свет посреди непроглядной тьмы, как нечто невероятно и уже нежданное, – удар сердца.

Второй, третий, четвертый – ровный, нормальный ритм.

– Я… здесь… – шепот. Затрепетали веки. – Думал… так просто… сдамся?

Она пережила. Его мрак, его темного. Она выжила. Он еще осознает это, мысленно проживет во всех красках и полутонах много раз. Аид вдруг кристально ясно ощутил, что означает «воскресать».

Обнял, сжал сильно, до боли.

– Вода… еще осталась?

Голос Новы слабый, хриплый, но в нем уже звучит улыбка. Черт… бы ее… их… подрал.

К сумке за водой он несся, зная, что сейчас погрузит ее в коптер, оттуда в замок, после на Уровни. Ее должен осмотреть Дрейк, подтвердить, что все в порядке, что необратимого не произошло.

Она пила закашливаясь.

– Ты как? Можешь лететь?

– Куда?..

– Неважно.

Главное, живи!

Из круга он ее вынес, даже не вспомнив, что тюрьма могла попытаться их остановить.

(Nicole Serrano – Just Breathe)

Коптер уже давно поднялся в воздух и мирно бороздил пространство над лесом, несколько минут назад покинул западный холм, а руки Санары оставались ледяными; теснило в груди сердце. Аид никак не мог вспомнить, когда в последний раз так волновался – перед экзаменом в судейской школе? Когда переступал порог отчего дома, зная, что покидает родные края навсегда? Когда повстречал на Мифосе Дрейка? Ответ: нет. Никогда он так не волновался, и еще большим, каким-то глупым и ненужным ему казалось собственное волнение на фоне спокойствия Новы, рассматривающей пейзаж внизу с мирным удовольствием. Теперь он чувствовал ее эмоции и настроение лучше и четче, чем когда-либо, мог дышать одним с ней воздухом, имел возможность «менять» свою волну на её. Дело в соитии? Сегодня они, кажется, соединились не только кольцами или телами, они соединились той материей, из которой ткется душа. Невероятно. И в то же время правильно.

Санара поглядывал на свою спутницу несколько раз в минуту – на ее лежащую на кожаном изголовье голову, разметавшиеся по плечам волосы, повернутый в сторону стекла профиль. Ощущал облегчение, когда видел, как ее губы трогает улыбка – Нова радовалась чему-то своему. Или всему сразу. В ее голове отсутствовал вопрос о том, куда они направляются, что будет впереди, какие планы на будущее. Она вообще не думала ни о прошлом, ни о будущем, она существовала лишь в настоящем – гул мотора, необъятная ночь, ковер из древесных крон под полозьями, алмазная россыпь звезд сверху. Рядом правильный человек, ей хорошо, она счастлива, и вместе с ней счастлив мир.