Но почему же он должен быть в ответе за злодеяния каких-то там неизвестных ему людей в Диких землях, таких же разбойников, как сама эта высокомерная Лигерэль?

Литей сел подальше от неё, рядом с Экталаной, чтобы даже взглядом не встречаться с гостьей. Впрочем, Лигерэль и не старалась смотреть ему в глаза, напротив она полностью игнорировала принца Даргкара. Казалось, она вообще замечала только правителя эльфов, да иногда поглядывает на среброголового элдинэ, прибывшего вместе с ней, как бы ища у него подтверждения своих слов.

Но Ильдэирин оставался противоестественно-молчалив, лишь кивал слегка, соглашаясь с Соколицей.

– Итак, госпожа Сальяда, поведай нам без прикрас и преуменьшений, что творится в Диких Западных краях! Людская молва тебя превратила в безжалостную разбойницу, истребляющую безвинных смертных. Но цена этим слухам невелика, а я желаю узнать истину.

– Я назвала бы это войной, Великий князь, – начала Лигерэль, покусывая губы, – но это не война. Это бойня, резня. Война – это когда воин сражается с воином, лицом к лицу, один на один. А на Западе банды разбойников уничтожают мирных жителей, жгут эльфийские поселения, режут эльфийских женщин и детей, пока их мужья и отцы отлучаются на охоту – и всё это только за то, что уши у нас не такие, а руки умеют исцелять.

– Не только в ушах дело, эльфы во многом на людей не похожи, – тихо сказал Фангир, но никто, кроме Литея, кажется, и не услышал.

А Сальяда продолжала, всё более распаляясь:

– Нас пытаются уничтожить, стереть с лица земли, и мы вынуждены защищаться. У нас просто нет выбора. Я знаю, Владыка, это противоречит нашей сути, противоречит всем принципам мироздания. Не должны эльфы браться за меч, да только не могу я просто смотреть на гибель моего народа. Я-то ладно, я с детства была такой. Родители мои ушли, когда я была ребёнком. Не смогли оправиться от тяжёлых ран. Их убили люди, разбойники. Но я никогда не питала ненависти к Динэ, потому что понимала – подлецы есть среди любого народа, и это только случайность. Но тогда я решила, что обязательно научусь защищаться. Мне нравилось оружие – оно дарило ощущение силы и свободы. Я росла сорванцом. Но я не собиралась становиться убийцей. Никогда не желала, чтобы мой меч стал оружием смерти. Пока не убили Малигель. Я звала её матерью, светлый князь, и сына её называла братом. Мы встретились после того, как я осиротела, и она забрала меня в свою общину целителей. Тогда муж её уже ушёл за Море, а в поселении жили, кроме Малигель и её сына Лиасара, ещё пять эльфов. Все они умели исцелять, и она была среди них величайшей. Она заботилась обо мне, пыталась и меня научить своему искусству. Да только напрасно. Конечно, я умела заживлять мелкие раны, ссадины, да только лучше у меня получалось стрелять из лука и махать деревянным клинком. Я понимала уже тогда, что исцелять так, как она, никто не может, ибо ей был дан великий дар. Слава о Малигель гремела, число учеников росло. Община принимала всех: людей, эльфов и даже животных. Они лечили всех – целители Малигели. Они лечили даже своих палачей, ещё не зная этого. А может, и зная. Ведь Малигель тоже иногда видела будущее. Но она всё равно не смогла бы отказать в помощи, даже своим убийцам. Я не могу себя простить за то, что меня не было рядом, что я не смогла уберечь её от людской ненависти!

Лигерэль вздохнула тяжело и на время замолчала, но никто не торопил её – ждали терпеливо, когда она продолжит.

– Когда я подросла, ветер странствий поманил меня прочь из дома. Я хотела увидеть мир, исколесила весь Западный край и даже в Даргкар забредала. Вначале бродяжничала без цели, а потом поняла, что моё искусство владения мечом может кому-то пригодиться. Запад – место неспокойное. До торговых караванов много охотников находится. Вот я и нанималась охранять купеческие обозы, сопровождать путников, иногда и в деревнях просили каких-нибудь душегубов отвадить. Увечий мой меч нанёс немало, а вот убивать даже тогда ещё не приходилось. Так вот и с Сазарэлью познакомилась, заезжала пару раз в их деревню по делу – сдружились. А потом… Приехала однажды повидать свою подругу и не нашла никого, только пепелище, жуткое и пустое, – Лигерэль замолкла.

И белокурая эльфийка, бросив на неё короткий взгляд, продолжила рассказ холодным, но вполне будничным голосом:

– Это случилось почти два года назад. Тогда всё и началось. В моей деревне вместе со мной и Нэркой – той златовласой девчонкой в красно-чёрной тунике – проживало двадцать шесть эльфов. Нам с ней повезло. Мы в тот день уходили в лес – ягоду собирать. А когда вернулись, увидели лишь нашу догоравшую деревню. Налётчики добивали последних, кто ещё оставался в живых. Я бросилась к дому. Мне было всё равно, что станет со мной, но меня остановила Нэрка. Она меня удержала, и я ей за это благодарна, она дала мне шанс расплатиться за всё сполна. Когда разбойники ушли, мы спустились с холма… По всей деревни была лишь кровь, большинство эльфов уже растаяли от смертельных ран. Пятерых живых мы нашли, но двое всё равно ушли позже, а троих – двух женщин и моего брата Скайлика – нам с Нэркой удалось исцелить. Оставаться в деревни мы не могли. Собрали, что не успело сгореть, и ушли прочь. Нас больше ничего там не держало. Я овдовела в тот день, но у меня хотя бы остался брат, а Нэрка потеряла всех близких: родителей, мужа, дочь. Она с тех пор стала злее цепного пса. Мы не знали, куда идти, что делать. Тогда я предложила отправиться в общину целителей. Я знала, что Лигерэль рано или поздно явится туда, а я очень хотела встретиться с ней, тогда ещё и сама не знала зачем.

– И мы встретились, – вновь вступила в разговор Лигерэль. – Мне уже ничего не надо было объяснять. Я видела всюду такие вот разорённые деревни. Я перестала защищать людей, пыталась бороться с этими палачами. Но что я могла в одиночку, Великий князь? Лишь всякий раз вспоминать с безграничной скорбью тех, кто раньше жил на очередном пепелище, разводил здесь сады, растил детей, был счастлив. Вот тогда и появился отряд Соколицы Запада, а люди окрестили нас Отрядом Нечисти. Сазарэль и Нэрка присоединились