Поверила в сказку!

В безумную, роскошную, шикарную, ослепительную сказку!

Сошла с ума!

Позволила себе быть самой собой, без всяких масок. Позволила сорваться всему, что дернулось и разлилось в груди при первом же взгляде на красавца-незнакомца в маске!

А ведь за ним скрывался хищник.

Беспощадный.

Кровожадный. Жаждущий именно моей крови!

Самый страшный из всех, которых я когда-нибудь видела!

Ну, что мешало мне просто включить мозги?

Задуматься о том, что простых людей на приемах отца не бывает!

О том, что не напрасно он знал про тайный выход. Открыл запертую вечно дверь. Отключил ток и камеры.

Продумал. Он все продумал. До мельчайшей детали.

А я…

Боже! Я тонула в глупой страсти. Сходила с ума!

Сглатываю, глядя сквозь прозрачную дверь за тем, как капли стекают по его идеальному телу.

Его член напряжен.

Торчит вверх. Даже отсюда вижу, как набухли толстые вены.

Я до сих пор схожу с ума.

Иначе почему по всем внутренностям проносится лютый ураган? Когда я это вижу?

Глаз не могу отвести. Кажется, даже не моргаю.

Он идеален.

Черт, совершенно, абсолютно идеален!

Непроизвольно облизываю губы.

Будто до сих пор ощущаю на них его вкус.

Нет, не этого издевательства, которое сейчас было.

А тот самый. Из прошлого. Вкус страсти, настоящего мужчины и крепкого виски.

Вкус, от которого так кружилась голова и так хотелось просто отдаться его власти! Стать беззащитной и такой маленькой в его огромных руках!

Слезы сами наворачиваются на глаза.

Обман.

Все обман.

Все было таким ненастоящим.

Его полыхающая страсть. Его лихорадочные, такие жадные объятия. Все было лишь частью его плана!

И, целуя меня, он думал совершенно о другом!

И это проворачивает в моей груди тысячи ножей. Боль такая, как будто меня ударили со всей силы. Сильнее, чем страх.

Наверное, еще действует та дрянь, которую мне подмешали. Иначе чем объяснить, что обида выжигает меня насквозь серной кислотой? Почему она сильнее страха перед тем, что он собирается со мной творить? Сильнее инстинкта самосохранения?

Может, потому что она просто стала последней каплей?

После всего, что было в доме отца, мне вдруг будто улыбнулось яркое солнце за тысячи хмурых и промозглых дней. Черт! Как он мог? Вот так… Со мной… Ну почему???

До крови кусаю губу, чтобы сейчас вот так по-дурацки не разреветься.

Сволочь. Руки и ноги так и оставил прикованными.

Глава 26

Ал.

Твою же мать!

Стискиваю зубы, заставляя себя оторваться от девчонки.

Просто силой воли отшвыриваю себя от такого манящего тела.

Блядь.

Она пахнет одуренно.

Пряным. Терпким. Таким, что хочется пить и не насытишься.

Вино.

Терпкое дорогое вино, вот она на что похожа. И не пригубить хочется. Глотать. Жадно. Блядь, захлебываясь. И чтоб по подбородку текло. И не напьешься.

Голову ведет. Мозги плавятся.

Сухая!

Я тут сдохнуть готов, так разрывает, а она, блядь, сухая!

Твою мать!

Сам от себя, от нее убегаю, захлопывая с треском идиотскую стеклянную дверцу душа. Как будто это может помочь. Один взгляд на нее, лежащую там, такую раскрытую, и я, блядь, выть, как собака готов.

Не смотрю.

Выкручиваю на максимум ледяную воду. Погружаюсь с головой.

А все равно краем глаза вижу, как подымаются манящие полушария ее груди. Вижу отсюда розовую сердцевинку ее складочек. До сих пор рука горит от прикосновений.

Как наркоман, подношу пальцы, которые в ней были, к лицу, и вдыхаю.

Блядь. Как же одуренно она пахнет! Хуже наркоты возбуждающей, которую, как утверждает девчонка, я ей подлил.

Это еще кто кого до одури доводит? Сама же — просто ходячий секс! Живой наркотик!

Как удержался? Как не ворвался внутрь, заставляя под моими толчками забыть всю блажь? Как не вытрахал все сопротивление?

И плевать, что сухая. Хоть от злости на это рычать хочется. Плевать.

Помокрела бы. Так бы потекла, что влажные шлепки и на палубе бы услышали! Мне ли не знать, как с женщинами обращаться?

Только, блядь, я же помню, как она другой со мной была.

Как сама пальцы в волосы зарывала. И шептала. Прямо в губы. Шептала лихорадочно о том, как ей хорошо.

И, блядь, я это хорошо через платье ее чувствовал. Через трусики.

Этот крышесносный аромат ее желания. Такого, от которого стонала и извивалась.

Слышал.

И, блядь, снова хочу.

Услышать. Ощутить под пальцами. Почувствовать, блядь, как дрожит каждый миллиметр ее кожи!

Вот чего хочу, а не драть на сухую.

На хрена она вообще отца своего урода вспомнила?

Еще одна причина оторвать ему яйца по кусочку.

Не заговори она о нем, все бы было.

Дрожала бы. Стонала. Сотрясалась под моими руками. Как тогда.

Но, блядь, стоило ей о нем сказать, как не сдержался. Лучше бы не напоминала о том, чья она дочь. А то ведь рядом с ней я об этом почти-то и забыл.

Блядь. Обо всем забыл.

Особенно тогда, когда в дом Влада с ней ехал. Прям захотелось плюнуть на все и свалить с ней вдвоем. На какой-нибудь очень закрытый курорт. Примерно так на месяц.

Я бы хрен ее куда-то выпустил. Так и впивался бы губами в нежную кожу. Выбивал бы эти стоны и оргазмы.

Блядь.

Не воюю я с женщинами.

Никогда!

Я бы с отцом ее поговорил. По-своему.

Очень действенно я обычно веду все переговоры.

Но Влад, а за ним и Морок с Лютым так уперлись, что другого выхода,