Свеколт и Аббатикова снова переглянулись.Ванька приготовился услышать ответ, что Бейбарсов тоже ушел туда, где ему будетлучше.

– Жив. Но ему досталось больше, чем тебе. Ктому же он сам себя ранил костью. Это в сто раз опаснее любого укуса, –сказала Ленка.

Ванька наконец оглядел комнату, в которойлежал. По отвисшим обоям он определил, что это все тот же двухэтажный барак.Свеколт и Аббатикова вытащили его из подвала, однако переносить далеко нестали. Бейбарсова в комнате Ванька не увидел и удивленно спросил:

– Он здесь?

– Нет, – сказала Ленка.

– А куда он делся?

– Когда мы почуяли беду (это все Жанна,кстати!) и появились в подвале, вы оба лежали рядом, как дохленькие. Упыри какраз собирались оттяпать Глебу голову, а потом без помех заняться тобой. Мынаскоро разобрались с упырями, бросились к Глебу, привели его в чувство, но оноттолкнул нас и сразу скрылся. Не пожелал даже с нами разговаривать. Я толькоуспела понять, что раны его крайне серьезны.

– Но почему он не стал с вами разговаривать?Разве вы не вместе? – искренне удивился Ванька, воспринимавший всех трехнекромагов как единое целое.

Свеколт посмотрела на Аббатикову.

– Мне тоже так когда-то казалось. Некоторымэто мерещится до сих пор, – с горечью сказала она.

Дурак боится стороннего зла, а умный сам себя.И сто хмырей такую свинью тебе не подложат, какую сам в себе бесплатновырастишь.

Медузия Горгонова. Лекции для первого курса

Таня, Лоткова и Ягун поднимались по лестнице вБольшую Башню. Ратная магия только что завершилась.

– Никто не подскажет, что творится вТибидохсе, если даже меня – заметьте, меня! – обучают ратной магии? Бабусямне в детстве даже вилки не давала! Только ложку, и то пластмассовую! –сообщил Ягун, бодро перескакивая через две ступени.

Лоткова быстро взглянула на Ягуна. Заметнобыло, что этого факта биографии играющего комментатора она еще не знала.

– У нас тут что-то происходит! Медузия, и танапугана, – сказала Таня.

Ягун, которого эта новость застигла во времяочередного прыжка, сорвался со ступеньки.

– Кто напуган? Меди? Да я скорее поверю, чтоВеликая Зуби избавилась от своей лошадиной челки!

– Нет, правда. В Тибидохсе неприятности. Ясама слышала, – сказала Таня, деликатно не проводя границы между «слышала»и «подслушала».

Играющий комментатор легкомысленно цокнулязыком.

– В Тибидохсе вечно неприятности! Этохроническое, мамочка моя бабуся! Сколько я себя помню, тут все всегда висело наволоске. Каждый год ожидали то трещины в Жутких Воротах, то нашествия нежити,то потопа. В результате прав оказывался всегда тот, кто спокойно жил, творилдобрые дела, не гнал волну и не толок воду в ступе!

По неясной причине слова Ягуна привели Лотковув раздражение.

– Твоя проблема в том, что у тебя вообще нетпроблем, – негромко отрезала она, не глядя на играющего комментатора.

Ягун поморщился. Таня ощутила, что междуЯгуном и Лотковой идет скрытая борьба. Странно, очень странно! Ягун и Лотковавсегда представлялись Тане устойчивой парой.

На первый взгляд казалось, что главный в этомдуэте Ягун, потому что именно его хохот и его острящий голос слышны былинепрерывно. «Объявляю сегодняшний день свободным от приобретательства!» – могзаявить он и уже через пять минут, забывшись, завопить: «Кстати, Кать, а новую трубудля пылесоса нам уже доставили?»

Лоткова отмалчивалась, улыбалась и внешнепозволяла Ягуну играть первую скрипку. Но как ни полыхает огонь и ни сыплетискрами, все же три четверти планеты покрыты водой и никуда от этого неденешься. Несколько раз случалось, что Таня просила Ягуна сделать что-нибудь, итот мгновенно загорался, но Лоткова в последний момент все переигрывала.

– Понимаешь, – оправдывался Ягун. –Должен же я уступить ей хоть в чем-то? Даже бабуся говорит, что я ее тираню.Вот и сейчас я не могу ловить гарпий для Тарараха, потому что на Лысой Гореиванокупальская распродажа обуви, а одна лететь она боится. Свалится еще вокеан.

– Как может Катька – профессиональнаядраконболистка!!! – бояться долететь до Лысой Горы, когда туда летают дажестарые ведьмы на садовых граблях??? – с досадой спрашивала Таня, неимевшая большого желания ловить гарпий в одиночку.

Ягун пожимал плечами, но все равно летел наЛысую Гору и возвращался обратно с кучей коробок. Коробки, как цыплята закурицей, тащились по воздуху за его пылесосом. Большая часть покупок была,конечно, для Лотковой, но немалая и для самого Ягуна. Страдающий от деспотизмакомментатор редко мог удержаться, чтобы не заскочить в свой любимыйдраконбольный магвазин и не купить что-нибудь из снаряжения.

– Бедный, бедный я мшелоимец! – каялсяон.

– А что такое «мшелоимец»? – спрашивалаТаня.

– Есть такой грех – мшелоимство . «Мшель»означает кошель. Но мшелоимство – это не набивание кошелька. Тут сложнее. Мшелоимство– губительная привязанность к вещам. Есть вот у меня два пылесоса, а я хочутретий, якобы самый нужный. А получу третий – захочу четвертый –турбореактивный, с завихрительной насадкой в трубе! Кстати, я уже его хочу!

– Ну хочешь и хоти! Должна же у тебя бытьмечта! – резонно говорила Таня.

– Да, но совсем не такая… Тут не все такэлементарно. Пока ты пользуешься вещью, ну вроде как зубной щеткой, не думая оней, это ничего, терпимо. Но, бывает, прирастаешь к одной какой-нибудьштуковинке. Перстеньку, цепочке, пылесосу – неважно. Поначалу все невинноначинается, а затем вещица впиявливается в душу и уже не отпускает ее. Улопухоидов сплошь и рядом можно увидеть, как двое каких-нибудь дядечек –смирных таких послушняшек, тихих, с животиками – разбивают друг другу очкииз-за поцарапанной машины. И царапина-то ерундовая, да только машина к душеприросла.

«Как у меня к контрабасу», – подумалаТаня.

Ступеньки наконец закончились, и втроем ониоказались в светлой гостиной Жилого Этажа.

Там уже потрескивала растопленная русскаяпечь, на которой, задиристо толкаясь, сидело с десяток промерзшихпервокурсников. У печи дежурили циклоп Пельменник и маленький, кособокий, сторчащей бородкой домовой – то ли Федюнчик, то ли Федянчик. Путаница с именемпроисходила оттого, что Федюнчик/Федянчик не выговаривал доброй половиныалфавита.