Таня, улыбаясь, наблюдала, как огромные ручищимнут медвежью шкуру. Порочное искусство лжи было в совершенстве освоено мироммногим позже рождения Тарараха, и, как следствие, бедный питекантроп совершенноне умел лгать. Любая тайна высвечивалась на его лице столь явственно, словно еевывели на небе буквами размером с гору.

«Не успокоюсь, пока не узнаю, в чем тут дело!У Тарараха от меня секретов никогда не было и никогда не будет!» – сказала себеТаня.

– Угу… угу… угу… Обмыслить – это делополезное! А теперь ты, может, скажешь, кому ты поклялся молчать? –настойчиво спросила Таня.

Глаза Тарараха наполнились горестнымнедоумением разоблаченного разведчика. Бедняга понял, что засветился, но так ине понял, каким образом. Человек с большими буквами на лбу обычно не можетчитать их сам.

– Слушай, помнишь, ты проспорил мне желание,когда утверждал, что я поймаю купидона сачком для бабочек?

Тарарах кивнул.

– Так вот, я желаю знать, что за тайна и комуты поклялся! – настойчиво повторила Таня.

Питекантроп развел руками и убито показал нарот.

– А, ну ясно! С тебя взяли Разрази громус! – понимающе кивнула Таня. – Ты поклялся не говорить о чем-то или неморгать?

Тарарах отважно заморгал, демонстрируя, чтоморгать он может сколько влезет.

– Ну и замечательно! Говорить тебе ничего и непридется! Давай так: один раз моргнешь – «да». Два раза – «нет». Договорились?

Лицо Тарараха выразило сомнение вблистательности затеи.

– Верь мне! Никто так не умеет обходитьловушки хитрых преподов, как хорошие девочки со светлого отделения, попавшие вдурную компанию. Это тайна от меня? Что-то личное?

Из морганий Тарараха Таня заключила, чтоничего особенно личного в тайне искать не стоит.

«Значит, это обычная тибидохская тайна от учеников!А магаспирантов преподы, естественно, причислили к ученикам. Всем стариканамразница между учениками и аспирантами кажется мизерной», – с обидой понялаТаня.

– Кому ты поклялся? Сарданапалу? –продолжала распутывать она.

Тарарах моргнул два раза.

– А, ну тогда понятно кому! Не будем упоминатьимени, чтобы лишний раз не тревожить даму с шипящими волосами.

Тарарах позабылся и, вместо того чтобыморгнуть, кивнул. Воздух опасно сгустился. По нему пробежала серебристая нитьмолнии.

– А вот кивать не надо! Только моргать! –поспешно предупредила Таня, которой были известны все лазейки в Разрази громусе. Она дождалась, пока молния погаснет, и продолжила:

– Тебя попросили что-то спрятать в берлоге? Тыпоклялся сидеть здесь, не отлучаться и никого не впускать?

Тарарах сердито моргнул. Таня поняла, чтопоручение ему совершенно не нравится. Сторож, конечно, профессия интересная, ноактивного Тарараха, у которого были дела по всему Буяну, никак не устраивалотупое убийство времени.

– А как же твои занятия у младших курсов?

– Меня заменяет Поклеп Поклепыч! – мрачнопроизнес Тарарах, сообразив, что одними морганиями это уже не выразить. Да исекрет явно касается не этого.

– Воображаю, как все ученики обрадовались,когда вместо любимой ветеринарной магии пришлепал Поклеп с журналом под мышкойи глазками в кучку! «Все открыли тетради! За взгляд в сторону – смертная казнь!За улыбку – сверление ледяными буравчиками! За громкое дыхание вне очереди –поджаривание искрами! Эй ты, мелкий, кончай спать! Была команда «утро!»

Передразнивая Поклепа, Таня быстро огляделаберлогу. Стены покрывала привычная копоть, в которой были процарапаны сценыохот на оленей и зубров. Коллекция палиц и пещерных топоров висела напрожженной шкуре саблезубого тигра, который, как Тане было точно известно, умерсвоей смертью, хотя Тарарах порой и принимался утверждать, что задушил егоголыми руками.

У питекантропов свои представления об истине.Кто первый похвалится, что убил мамонта, тот его и убил. Правда, существуеттехническая сложность, ограничивающая самых неудержимых хвастунов: убитыммамонтом полагается делиться с другими охотниками племени. В противном случаеплемя решит, что его развели на мамонта и включит простой пещерный счетчик.Типа убил ты мамонта или нет – дело твоей совести, но ты его нам должен.

Таня перевела взгляд на низкую, окованнуюжелезом дверь в глубине берлоги. Ей было известно, что за ней Тарарах держитсамых опасных пациентов. Тех, кто замораживает взглядом, плюет ядом, испепеляетдыханием или что-нибудь в этом роде.

Таня рискнула шагнуть к двери, но питекантроппоспешно схватил ее в охапку, без церемоний оттащил и вновь поставил на ноги.

– Это туда ты никого не должен впускать?

Тарарах замигал как неисправный семафор надачном переезде и даже отважился пробурчать, что ежели бы кто поумнее был, онбы сюда не совался. Однако Таня не намерена была сдаваться. Любопытство глодалоее, как голодный волк гложет кость.

Таня задумалась, прикидывая, как поступил бына ее месте Ягун. Она взяла с каминной полки окорок и качнула им в воздухе.

– Хорошая дубина! Как ты считаешь, можно еюкого-нибудь оглушить? Сторож, лежащий без сознания, это почти пропуск насклад, – сказала она, многозначительно глядя на Тарараха.

Таня размахнулась и очень аккуратно опустилаокорок питекантропу на голову.

– Вот тебе за проспоренное желание! –сказала она.

Тарарах сердито посмотрел на нее, взмахнулруками, сделал несколько заплетающихся шагов, и во весь рост рухнул на пол.Потом, уже, видно, из последних сил, переполз на теплые шкуры у камина, где изатих. Чтобы питекантропу не очень грустно было лежать без сознания, Таняположила рядом с его рукой окорок и шагнула к низкой дверце в стене.

Замка на ней не было – лишь засов. Таня сусилием отодвинула его, открыла дверь и вошла, выпустив осветительную искру,чтобы скорее сориентироваться в полутьме.

* * *

В клетке, вытянувшись, лениво лежал огромный,грязно-желтого оттенка сфинкс. Зеленая искра отразилась в его плоских,пусто-бездонных зрачках, продолжавших гореть даже после того, как она погасла.Выпустить следующую искру Таня не отважилась.

Утверждать, что все сфинксы похожи, так жеглупо, как считать, что все собаки одинаковые. Так и у этого сфинкса не былоровным счетом ничего общего с тем золотым сфинксом, что жил на дверях кабинетаглавы Тибидохса и угрожающе рычал, когда кто-то пытался проникнуть безприглашения.