Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взобравшись на тёплую печь, я подтянула себе под бок уже сонного Митьку, а Мишке растрепала его косматую шевелюру.
— А хотите, я расскажу Вам сказку? — заговорщически посмотрела я на пацанят.
— Хотим! Хотим! — дружно загалдели мальчишки.
Я устроилась поудобнее и начала свой рассказ:
У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо — песнь заводит,
Налево — сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей…
Эта сказка, а точнее поэма Пушкина «Руслан и Людмила», была чуть ли не моей самой любимой. И конечно тут сказалось воспитание и влияние моей бабушки, преподавательницы русской литературы, у которой творчество известного российского писателя и поэта было на особом счету.
Сон у мальчишек как рукой сняло, они жадно ловили каждое сказанное мною слово. А к середине повествования, я обратила внимание, что и Матрёна с Макаром присели на лавку возле печи и внимательно слушают мой рассказ.
***
А к обеду следующего дня ко мне в избу ввалилась запыхавшаяся Дарья Морозова.
— Здравствуй, подруженька, — перевела дух девушка, — Тут Мишка Семёнов по деревне слух пустил о том, что ты давеча развлекала их с Митькой сказками.
— И? — вопросительно выгнула я бровь, указывая в сторону лавки, приглашая гостью присесть, и подавая раскрасневшейся девушке ковш воды.
— Сегодня у нас супрядки вечером в доме бабки Авдотьи, — заговорила Даша заговорщически улыбаясь, — Вот мы и решили тебя позвать. Хоть ты прясть и не умеешь, то хоть беседу поддержишь, глядишь, что интересное нам расскажешь.
С последними словами девушка плотнее завязала на себе платок и, словно вихрь, также поспешно покинула мой дом, как и появилась.
— Супрядки? — недоумённо протянула я в пустоту, — И что это значит?
— Супрядками кличут вечёрки, да прядильные посиделки, — неожиданно раздался за моей спиной голос домовика.
Следующие полчаса мой домовой просвещал меня дремучую относительно этих таинственных супрядок. И так я узнала, чем развлекала себя местная молодёжь в длинные холодные вечера. Зимой, когда морозы стояли на дворе, всё женское население села, кое было не обременено иными делами и заботами, собиралось вечером в свободной избе прясть лён. К этому времени он уже был вытрепан и очищен. Но надо сказать, что на таких мероприятиях часто прядением льна не ограничивались. А уж если на женские посиделки парни заглядывали, тогда начинались веселье, танцы, игры.
Как правило, для подобных вечёрок выбирался дом вдовы бездетной, либо старухи одинокой. И дом этот должен был обязательно принадлежать женщине, и желательно одинокой. Староста села же за подобные услуги обязан был отблагодарить гостеприимную хозяйку или зерном, или льном, или каким-либо другим натуральным продуктом.
И конечно контингент тут мог собираться самый разнообразный. От молоденьких девочек-подростков, девиц на выданье и молодых жён, до старух. Но чаще всего завсегдатаями подобных вечерних развлечений были молодые девушки, пока ещё не обременённые ни скорым замужеством, ни молодым материнством, ни хозяйскими хлопотами жены.
— Собирайся, собирайся, — одобрительно закряхтел Казимир, а потом добавил, — Я тебе с собой лепёшек свежих положу, будет чем с подружками почаёвничать, да вволю посплетничать.
Изба бабки Авдотьи была почти такого же размера, как и моя. Но видимо за счёт отсутствия мебели в комнате, за исключением простых деревянных лавок, которых было в изобилие, она казалась больше и шире. С десяток зажжённых лучин освещали пространство избы, создавая тёплую приятную атмосферу. А я же про себя порадовалась, что прясть не умела, ведь при таком скудном освещении глаза испортить, как нечего делать.
Оглядев пространство, я приметила троих сестёр Морозовых: Дарью, Варвару и Лизавету, отметила светлую макушку Любаши, которая окатила меня злобным взглядом, также увидела ещё нескольких девушек и женщин, с которыми уже свела знакомство на «золовкиных посилелках» у Матрёны, но их имён, к сожалению, я вспомнить так и не смогла. В общей сложности на нынешних супрядках я насчитала не менее двадцати пяти представительниц прекрасной половины села Грязного.
— Я же говорила, что она придёт! — раздался радостный возглас Лизы Морозовой, а затем девушка схватила меня за руку и усадила на лавку возле себя.
— Расскажешь нам какую-нибудь сказку? — со сверкающими глазами оживилась Варя Морозова, средняя сестра.
— Да! Расскажи! — раздались девичьи восклицания, — Со сказкой работа лучше спорится.
Девушки послушно взялись за лён, а я же начала перебирать в голове все сказки и рассказы, которые могли быть интересны и уместны в подобных обстоятельствах.
Скрипнула дверь, и в помещение вошли несколько парней, среди которых я узнала братьев Колобовых, Ивана и Никиту.
— Тшшш, — шикнула на них Даша, прижимая палец ко рту, призывая соблюдать тишину, и выжидательно посмотрела на меня, мол «начинай».
Парни молча присели на свободную лавку у двери, стараясь не создавать лишнего шума, а я начала своё повествование:
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря»…
Глава 11
Всю ночь я промучилась чутким беспокойным сном, вертясь с одного бока на другой. Я, то проваливалась в сон, то вновь просыпалась от какой-то странной ни то тревоги, ни то беспокойства. В какой-то момент мне стало невыносимо жарко, через час меня уже трясло от холода, ещё через час я проснулась от жажды.
— Ведьмовство просыпается, — пробухтел домовик, глядя на мои метания по избе, когда я, то прикладывала мокрое полотенце к свои щекам, то тряслась от холода, то жадно глотала воду прямо из ковша.
— Ничего-ничего, потерпи красавица, полнолуние скоро, — утешал меня домовой.
В общем, ночь прошла из ряда вон плохо. И только под утро я смогла провалиться в более-менее крепкий сон.
Передо мной был мост. Тот самый, жуткий, страшный, костяной. Название само всплыло в